Наперегонки со временем

Евреи совершенно вписались в этот дикий и живописный ландшафт в течение веков, — может быть, еще со времен Второго храма, — и вполне акклиматизировались. Они выполняли там ограниченные виды работ: были сапожниками и портными, ковали железо и медь, были золотых и серебряных дел мастерами и, конечно же, торговали вразнос и на многолюдных деревенских и городских базарах пестрыми тканями и сверкающими украшениями.

Климат в Атласских горах — довольно резкий: снег и морозы зимой, а летом — невыносимая жара. Климат и природные условия наложили свой отпечаток на евреев и на их одежду. Лица у них были словно дубленные от ветра, солнца и мороза, без малейшего признака городской изнеженности: мужчины были настоящими мужчинами, а женщины — настоящими женщинами. Домом единовластно правит мужчина. Семьи — большие и патриархальные. Каждый знает свое место, дисциплина — крепкая. «Хахам» общины окончательно и бесповоротно решает вопросы, связанные с религией и гражданским состоянием.

Вот на этих-то евреев обрушились теперь представители наших поселенческих движений.

Бецалел Негораи, которому «Движение мошавов» поручило организовать «ядра» среди выходцев Бугмаза, затем перевезти их в Оцам и работать инструктором у них в первые годы, был и сам выдающейся личностью среди посланцев «Движения мошавов».

Во-первых, он не был мошавником, а старым кибуцником, еще из основателей кибуца Генигар в Ездрелонской долине. В молодости, которую он провел в далекой и необъятной России, он страстно увлекся сионизмом и халуцианством. Там же он познакомился с Ахавой и женился на ней. В Генигаре они стали столпами кибуца: Ахава, бесконечно добродушная и терпеливая женщина, ко всем относящаяся как мать, и Бецалел со своей медвежьей внешностью, которая, однако, не мешала ему быть в высшей степени проворным в любом деле как в поле, так и дома.

К концу 1954 года Бецалел, которому пошел уже шестой десяток, решил пойти с Ахавой добровольцами в мошав иммигрантов от имени «Движения мошавов». Оба были «добровольцами-ветеранами», но мы вмиг оценили их достоинства и были очень рады принять их.

Вдобавок ко всему Бецалелу и Ахаве удалось блюсти и в кибуце религиозные традиции и обычаи. Кибуц, правда, не был религиозным, но в семействе Негораи ели только кошерное, чтили субботу и еврейские праздники. Это у них получалось как-то очень просто и естественно.

Бецалел и Ахава поселились в Херувит среди иммигрантов из Бугмаза. Первые недели все шло как по маслу. Бецалелу удалось столковаться с главами семейств, он брал их с собой в строящийся Оцам и пытался растолковать им что к чему. «Движение мошавов» предоставило в его распоряжение переводчика, молодого парня, выходца из Марокко, теперь жителя мошава Ишраш, знавшего арабско-берберийское наречие, на котором говорили выходцы из Бугмаза.

Через некоторое время Бецалел почувствовал, что с его «воспитанниками» творится неладное. Какие-то пошептывания, слухи, сплетни. То и дело приходилось слышать «вот тут — трефное», «вон там — хазер».

Бецалел говорил обо всем с Саулом Ореном, самым старшим инструктором в Херувите. После короткой слежки выяснилось, что в Херувит «занесло» несколько человек, которым здесь делать нечего, если не считать того, что им было поручено «разъяснить» членам «ядр», что их собираются увезти в «трефные» и «нечистые» места.

Я понял, что «иудейская война» началась. Вызвал к себе представителей «Движения мошавов» и «Гапоэл Гамизрахи» и пояснил им, что очень скоро, уже с мая месяца, мы сможем заселять в неделю по новому мошаву, поэтому я их убедительнейше прошу не нарушать джентельменское соглашение, заключенное между ними, и не пытаться перехватывать друг у друга людей.

Представители «движений» уже вовсю враждовали между собой. Они обвиняли друг друга во всевозможных кознях, в подстрекательстве иммигрантов, и мы с большим трудом нашли какой-то «модус вивенди».

Заселение первого мошава, а именно мошава Оцам, мы назначили на 22 мая, которое совпадало с новолунием месяца Сиван.

Руководители и деятели «Движения мошавов» отнюдь не намеревались проворонить такой великий день. Район Лахиш уже успел войти в моду, и газеты посвящали ему аршинные заголовки. Мне, а также моим товарищам в Лахише, все эти массовые торжества были ни к чему. Для нас этот день был просто началом, и мы заранее предчувствовали всю трудность предстоящих нам серых будней. Нас тревожило также поведение глав бугмазской общины, которые должны были поселиться в Оцаме.

И вот, словно в оправдание наших опасений, за несколько дней до переселения как-то вечером прибыли в Херувит ешиботники из Бней-Брака, заняли позицию у барака добровольных медицинских сестер и женщин-инструкторов и принялись орать: «Проститутки!», «Бесстыжие!», пока их с позором не прогнали инструкторы. Мы не знали, чьих рук эта демонстрация, но на душе стало еще тревожней.