В то же время, некоторые высшие офицеры, скомпрометировавшие себя в период Ста дней, подверглись репрессиям. «Бесподобная палата»[115]
, избранная в августе 1815 года, требовала от нерешительного Людовика XVIII судебных процессов над провинившимися. Военный трибунал, вызвавший маршала Нея, признав себя некомпетентным в данном вопросе, передал право суда над ним палате пэров. Адвокаты Нея убеждали его в том, что ни один трибунал Франции не имеет права судить его, поскольку в настоящее время его родной город Саррлуи отошел к Пруссии. Однако Ней с негодованием воскликнул: «Я — француз и хочу умереть, как француз!» Палата пэров, состоящая теперь в основном из маршалов бывшей империи, приговорила Нея к смерти почти единогласно, за исключением всего одного голоса, который принадлежал герцогу де Брогли, будущему министру короля Луи-Филиппа. Приговор был приведен в исполнение на следующий же день. Ней не только отказался, чтобы ему перед расстрелом завязали глаза, но сам взялся командовать солдатами, исполняющими роль палачей, призывая их целиться «в самое сердце».
Когда 24 октября 1815 года Наполеон увидел в подзорную трубу негостеприимные очертания берегов острова Святой Елены, скалистого острова, затерянного в Атлантическом океане в 1800 километрах от берегов Африки, он лаконично заметил: «Жизнь здесь не будет очень приятной».
Под неусыпным наблюдением коменданта Хадсона Лоу, в обществе нескольких верных ему людей и горсткой слуг Наполеон прожил там несколько лет. Он понимал, что «для того, чтобы переносить постоянные душевные страдания, нужно столько же мужества, сколько для того, чтобы стоять, не двигаясь, под огнем противника», но постигший его удар судьбы сравнивал с «ударом чеканного молота, который, как на монете, ставит на человеке его истинную цену». Он убедил себя, что «в мире нет ни абсолютного счастья, ни абсолютного несчастья. Жизнь человека счастливого — это картина с серебряным фоном, по которому рассыпаны черные звезды. Жизнь человека несчастливого — это картина с черным фоном, усыпанная серебряными звездами». Часто его охватывала глубокая меланхолия, и он бывал мрачен: «Все время одинокий среди всех этих людей, я ухожу, чтобы побыть наедине с самим собой и отдаться со всем пылом своей меланхолии. Какой стороной повернулась она сегодня? Стороной смерти. Поскольку я должен умереть, может, стоит убить себя?»На борту «Нортуберленда», английского корабля, который доставил его на остров Святой Елены, Наполеон спросил Лас-Каза, бывшего эмигранта-роялиста, который каждый день записывал свои беседы с бывшим императором, впоследствии вошедшие в его книгу «Мемуары»: «Что мы будем делать в этом заброшенном месте?»
Лас-Каз ему ответил: «Вы перечтете то, что написали, сир». Поскольку в месте его ссылки «в избытке было только время» и он оказался там «заживо похороненным со всеми своими мыслями», Наполеон в течение шести лет упорно создавал свой новый образ, который собирался оставить после себя. Во время этой непростой работы он ни на минуту не забывал о том, что «от прекрасного до смешного — один шаг, и судить об этом потомкам». Так как «историческая правда часто оказывается банальной сказкой», он принялся создавать свою легенду, придумав себе маску непонятого либерала, павшего под ударами монархов-обскурантистов. Монтолону[116] он заявил: «Я обеими руками сеял свободу повсюду, куда приносил мой Гражданский кодекс», а также: «Я создал Империю не в своих собственных интересах […], но для спасения Революции».