Направляясь домой (Колонизация)

Если Джонатан был достаточно бодр, чтобы размышлять о сексе, он намного опередил Карен, чем предполагал. То, что она сказала, было: “Не сегодня вечером, Джозефина”. Что она думала, возможно, не в течение следующих шести месяцев, или, по крайней мере, не до тех пор, пока действие всех наркотиков не закончится.

Она также почти напомнила ему, что он уже дурачился в космосе. В последнюю минуту она этого не сделала. Дело было не столько в том, что он хотел указать, что тогда не был в невесомости; корабль ящеров развернулся, чтобы создать искусственную гравитацию. Но она не хотела, чтобы он думал о Кассквите и о тех днях, когда он был все время молодым и возбужденным, больше, чем должен был. Да, хранить молчание казалось очень хорошей идеей.

Сэм Йигер проводил столько времени, сколько мог, в рубке управления "Адмирала Пири". Отчасти это было потому, что он не мог насмотреться на Дом. Отчасти это было потому, что диспетчерская находилась недалеко от комнаты пробуждения. У него была возможность поздороваться с некоторыми людьми, которых он не видел более пятидесяти лет. Во всяком случае, на этом настаивал календарь. Для него это казалось днями или неделями. Для них это был вопрос лет, но никак не пятидесяти.

И ему нравилось общество Глена Джонсона и Микки Флинна - и, в меньшей степени, Уолтера Стоуна. Стоун был слишком ответственным сотрудником, чтобы Сэм чувствовал себя с ним полностью комфортно. Такие люди часто были необходимы. Йигер знал это. Но сам он не был одним из них, и, насколько он был обеспокоен, они также часто раздражали. Он не высказал ни малейшего намека на это мнение ни в одном месте, где Стоун мог бы его подслушать.

Джонсон, так вот, Джонсон был таким же нарушителем спокойствия, каким был сам Сэм. Властям тоже было известно об этом. Йигер спросил его: “Ты получил тонкие намеки на то, что для тебя было бы хорошей идеей погрузиться в холодный сон, если ты хочешь иметь шанс продолжать дышать?”

“Тонкие намеки?” Пилот задумался. “Ну, это зависит от того, что вы имеете в виду. Хили не совсем точно сказал: ‘Вам было приказано добровольно участвовать в этой процедуре’. Он не совсем так сказал, но он уверен, что имел в виду именно это. Ты тоже, да?”

“О, да”. Сэм кивнул. “Они посмотрели на меня и подумали: Индианаполис. Я не жалею, что я далеко отсюда”.

“Я был в Индианаполисе”, - сказал Флинн. “Они должны были дать тебе медаль”.

Сэм нахмурился и покачал головой. Джонсон сказал: “Не смешно, Микки”.

“Там были люди. Все в Штатах думали, что я забыл об этом или мне было все равно”, - сказал Сэм. “Чего они не хотели видеть, так это того, что ящеры, которых мы взорвали, тоже были людьми”.

“Вот и все”, - согласился Джонсон. “Я был там в патруле, когда мы это сделали. Я подумал, что это были красные или нацисты, но это было не так. Ящеры бы сами защитили себя от них. Им пришлось и против нас.”

“Мы потратили так много времени и так много крови, чтобы заставить Расу поверить, что мы люди и заслуживаем, чтобы с нами обращались как с людьми”, - сказал Йегер. “Тогда мы не верили в это насчет них. Если это не улица с двусторонним движением, это вообще не работает ”.

Прежде чем кто-либо из пилотов успел что-либо сказать, завыла сигнализация. Они оба забыли о Сэме и повернулись обратно к приборным панелям. Отказ оборудования? Атака ящерицы? Нет и нет. Настойчивый голос по внутренней связи сказал, что это было: “Синий код! Синий код! доктора Каплана в комнату пробуждения! Доктора Гарви в комнату пробуждения! Доктор Каплан! Доктор Гарви! Синий код! Синий код!”

“Черт”, - тихо сказал Глен Джонсон.

“Да”. Йигер кивнул. Когда Ящерицы погружались в холодный сон, они почти гарантированно выходили снова, когда наступало время пробуждения. Как часто случалось, когда люди перенимали и адаптировали методы Расы, они заставляли их работать, но менее эффективно. Сэм часто задавался вопросом, как ему повезло, что он проснулся здесь, на орбите вокруг Тау Кита 2.

“Кого сейчас оживляют?” - спросил пилот.

“Я не смотрел расписание на сегодня”, - ответил Сэм. “У тебя есть копия под рукой?”

“Где-то я должен”. Джонсон пролистал бумаги, скрепленные вместе и удерживаемые на консоли большими резиновыми лентами, чтобы они не плавали повсюду. Он нашел то, что хотел, и провел по нему пальцем. Внезапно он остановился. “О, черт”, - пробормотал он.

“Кто, ради бога?” Спросил Сэм.

“Это Доктор”, - сказал Джонсон.

“Господи!” Воскликнул Сэм. Люди годами называли дипломата Доктором. Он был счастливым евреем: родители вывезли его из нацистской Германии в 1938 году, когда ему было пятнадцать. Он учился в Гарварде, когда пришли ящеры, а потом некоторое время служил в армии. Когда боевые действия закончились, он вернулся в школу и получил докторскую степень по международным отношениям девятнадцатого века.