Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Второе дополнение – теоретически более важное – заключается в том, что я проанализировал только отрицательные и непредвиденные последствия правоприменения и социального контроля. Это не означает, что действия полиции и суда не имели сдерживающего эффекта и что какое-то количество насилия и вандализма не было остановлено или предотвращено. Проблема, впрочем – как и в оценке всех типов социального контроля – состоит в том, что совершенно неясно, каким именно является успешное правоприменение в его сдерживающем и предупреждающем аспектах. Многие претензии на подобный успех сложно оценить. В качестве примера успешного «сдерживания» можно привести такой факт: в выборке Баркера – Литтла около 65 % парней заявили, что больше не будут участвовать в таких делах, указывая в качестве причины наказание и страх еще больших неприятностей. Большинство, впрочем, считало, что наказание оказывает сдерживающие влияние только на них лично, и даже личное сдерживание ограничивается тем, что каждое происшествие имело тенденцию привлекать толпы из определенных географических районов; только четверо из маргитской группы были в Клактоне. Их приятелей не отпугнуло, что друзья были наказаны: они либо сочли это шуткой, либо, в худшем случае, подумали, что попасться копам было ошибкой.

В качестве примера «предупреждения» можно привести Клактон на Пасху 1965 года: в ответ на местное давление и чтобы избежать повторения инцидентов прошлого года, полиция приняла тщательно продуманные меры предосторожности, включая использование раций и умышленно усложняя движение для всех, кто пытался въехать в город на мотороллере. Арестов почти не было, и утверждалось, что демонстрация силы сработала. На самом деле, в Клактоне в 1964-м инцидент был достаточно изолированным, Маргит и курорты на южном побережье пользовались у модов гораздо большей популярностью. Тем немногим модам, которые собирались поехать в Клактон на Пасху 1965 года, вероятно, помешала погода – во всяком случае, она была хуже, чем в прошлом году. Так что на эти претензии об успешном «сдерживании» и «предупреждении» можно ответить, что свидетельства в лучшем случае неоднозначны.

В последней главе общие последствия этих дополнений будут соотнесены с вопросом о деамплификации и о том, как останавливается рост моральных паник и социальных типов.

Итак, можно считать, что социетальная реакция повлияла на природу, степень и развитие девиантного поведения во время фазы воздействия следующим образом.

1. Социетальная реакция в целом и описание в частности:

(а) укрепили и усилили предрасположенность к ожиданию неприятностей: «что-то произойдет»;

(b) предоставили содержание для слухов и процесса толчеи, структурируя «нечто» в потенциальную или действительную девиатность, – подобные слухи и образы способствуют девиантному поведению за счет сплочения толпы и валидации ее настроений и действий;

(c) создали набор культурно идентифицируемых символов, которые дополнительно струкрурировали ситуацию и легитимировали действия.

2. Присутствие публики воодушевило девиантов и способствовало эскалации насилия.

3. СМИ в целом:

(a) работали на освещение событий;

(b) привели к прямому поиску паблисити;

(c) создали триггерный эффект, или эффект заражения, в результате чего распространилось враждебное верование, а участники мобилизовались для активных действий;

(d) предоставили содержание для девиантного ролевого поведения путем передачи стереотипных ожиданий того, как должны действовать лица в конкретных девиантных ролях;

(e) вместе с коммерческой эксплуатацией усилили разрыв между модами и рокерами и придали группам большую организованность и общее кредо, которых не было изначально;

(f) вместе с идеологической эксплуатацией еще больше усилили противопоставление девиантов и общества.

4. Агенты контроля:

(a) «создали» девиантность, применяя ситуационную логику в правоприменении;

(b) так как контроль был беспорядочным, неэффективным, основанным на ложных атрибуциях и чрезмерно драматизированным – или воспринимался таким, он повторял последствия, указанные в 3(e) и 3(f), тем самым превращая аморфную толпу в более сплоченную, враждебно настроенную и обособленную общность.

Глава 6

Контексты и бэкграунды: молодежь шестидесятых

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология