Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров

Инструментальный путь является излюбленным у теоретиков субкультур и подростковой преступности[253]. Их аргумент состоит в том, что хотя взросление в индустриальном обществе сопряжено с некоторыми общими проблемами, структурное и нормативное разнообразие нашего общества позволяет переживать эти проблемы по-разному, в частности, преодолевая границы между классами, но делает доступными только определенные решения. Поток подростков из рабочего класса за последние лет пятнадцать прошел через школьную систему, не проявляя приверженности ее ценностям и не впитывая ее стремления. Они покидают среднюю школу как можно скорее, четко представляя полезность полученного образования для будущей жизни. Как говорит Даунс, они не меньше разочарованы работой, чем учебой: работа скучна и утомительна. При поиске вакансий деньги становятся – и это справедливо – чуть ли не самым важным критерием. Возникает ощущение собственной ненужности, и молодежь переходит с одной работы на другую, не ожидая, что она будет интереснее. Как говорит Гудман, никто не интересуется, стоящая ли работа, достойная, полезная, почетная: человек вырастает, понимая, что весь свой продуктивный период они проведут, по 8 часов в сутки делая что-то никчемное. Все это, можно сказать, не ново: сколько людей действительно считают свою работу стоящей и достойной? Кроме того – когда подростки из рабочего класса не чувствовали себя исключенными из традиционной образовательной и профессиональной гонки? Однако за последние лет пятнадцать появилась новая важная черта – массовая подростковая культура, которая свидетельствует о новых устремлениях. Не стоит преувеличивать универсальность воздействия этой культуры: она не формирует непосредственно определенные стремления, скажем, стать поп-звездой, а в некоторые рабочие районы и целые экономически слаборазвитые области, такие как северо-восток Англии, она почти не проникла. Но с самого начала ее проявления были повсеместными. С новым глянцевым созвездием, во всех его обличьях, не могла соперничать ни традиционная культура рабочего класса, ни молодежные службы, ни политическая или общественная деятельность.

Хотя эта культура на первый взгляд бесклассовая, ее смысл разнится в зависимости от класса. У подростка из среднего класса всегда были альтернативы: они могли найти себя в учебе, работе или общественной деятельности, благотворительных маршах, самосовершенствовании по системе герцога Эдинбургского[254] (последняя группа сравнительно недавно оказалась вовлечена в действия, вызывающие общественное осуждение, такие как употребление наркотиков и организованная реакция против регламентации школьного образования).

Для подростка из рабочего класса оставался только город. Но и здесь, что унылые кафе пятидесятых, что более изощренные увеселительные заведения следующего десятилетия предоставляли слишком мало возможностей для развлечения, самодостаточности и экшена. Они либо не предлагали ничего, либо это было скучно и посредственно. У подростка из рабочего класса было недостаточно денег, чтобы принять участие в чем-то эдаком, и недостаточно таланта, везения или личных связей чтобы чего-то добиться. Столкнувшись с недостижимыми целями в сфере досуга, не имея серьезных обязательств или привязанностей, он был близок к отчаянию[255]. Он видел себя следствием, а не причиной, его подталкивали «они». Вместо того чтобы принять все это либо вообще ничего не делать, он сотворил свое собственное воодушевление, он добился результата из ничего.

Именно эту форму приняло случившееся на пляжах. Я вовсе не вкладываю в ситуацию скрытый смысл и понимание, чуждое самим участникам – в середине шестидесятых моды слишком хорошо понимали абсурдность как своей проблемы, так и своего решения. В этом заключалось характерное настроение, которое я описал в предыдущей главе: блуждание без действия, очевидная бесцельность, постоянная, но несколько отчаянная надежда на то, что что-то случится, и, в конце концов, готовность сделать так, чтобы оно случилось. Если парня или девушку на улице, на пляже, на пирсе, на дискотеке, в закусочной, в игровом зале спросить, что бы они хотели сделать, они бы ответили: «Ничего». И этот ответ нужно принять за чистую монету. Им оставалось только сделать жест, намеренно оказаться в рискованной ситуации, где драки, швыряние камней, сталкивание девушек в море рассматриваются как то, что они есть. Добавьте к этому волевому элементу особое желание перемен и свободы во время праздников, отъезд из дома, романтику ночевок на пляже или вчетвером в одной кровати в грязном приморском пансионе, соблазн «склеить» девушку и принять «колеса». Они выбирали это, находясь в обществе, чья структура строго ограничивала выбор, и в ситуации, предоставлявшей им мало возможных альтернатив в силу отсутствия развлечений, действий полиции и враждебного отношения местных.

Стиль