Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Посторонний наблюдатель не замечал и того, что массовое распространение породило значительное и крайне жесткое разделение на течения внутри самих модов. Почти с самого начала из их среды выделилось самое экстравагантное течение, привлекаемое блестящим миром бутиков и кэмпа, состоящее из бывших студентов художественных училищ. Они сильно отличались от основной группы своими широкими джинсами, старыми армейскими куртками или кителями, парусиновыми туфлями. Именно они на своих мотороллерах «Корги» или «Ламбретта», по слухам, были участниками стычек с рокерами на курортах. Собственно, к 1964–1965 годам так называемого мода едва ли можно было узнать. Кроме битников, самих рокеров и англизированных искусственных «детей цветов», молодежные работники в Брайтоне могли по внешнему виду отличить скутер-боев (одетых в простые, но элегантные брюки, свитера и куртки, подбитые мехом; как правило, равнодушных к насилию, но причастных к целому ряду нарушений правил дорожного движения), жестких модов (с короткой стрижкой, в тяжелых сапогах и джинсах с подтяжками; предшественники скинхедов, они обычно ходили большими группами и производили впечатление нервных, неуверенных, на грани паранойи; активно участвовали во всех беспорядках) и лощеных модов (постарше, более состоятельные, элегантно одетые, передвигающиеся небольшими группами и обычно в поиске девушек)[265].

Если можно выделить какие-либо основные ценности этого периода, то они, безусловно, перекликались как с выбранным стилем, так и с насущными структурными проблемами. Здесь было нечто большее, чем отказ от трудовой этики, который мы разбирали выше, говоря о ситуации подростка из рабочего класса. Эти группы, как указывал Дэйв Лэнг, не имели никаких убеждений относительно рационального разделения на работу и досуг, производство и потребление. Они не занимали пассивную роль потребителей, навязанную им обществом, которое впоследствии за это же их и осуждало: «Поскольку они больше не верили в идею работы, но вынуждены были подчиниться необходимости, они не были пассивными потребителями, как старшее поколение, сидящее перед телевизором с легким пивом»[266]. И далее Лэнг цитирует статью из журнала Heatwave о «яростной программе потребления, которая казалась гротескной пародией на чаяния родителей модов»[267]. То, что взрослый видел в шоу Ready, Steady, Go и на пляжах, было стилизованной версией этой программы. Взрослые не понимали, каким образом молодежь использовала одежду, таблетки, а главное, музыку как катализатор и способ самовыражения. Совершенно справедливо Лэнг, Наттолл и другие комментаторы видели сущность подрывного потенциала модов не в случайных вспышках насилия и тем более не в употреблении наркотиков (фиолетовые таблетки как раз зеркально отражают представление буржуазных потребителей о покупке легкого решения проблемы), но в их осознанной попытке жить во время досуга, не просто потреблять, но создавать из себя модов. Тот факт, что такая эрозия трудовой этики случается и в других группах[268], не делает ее менее значимой.

Необходимо сказать несколько слов о музыке того времени. Рассматривая, в частности, две группы – Rolling Stones и The Who, – а также используя общий стилистический анализ, мы двигаемся к тем же дорогам, ведущим на пляжи, куда пришли и теории, делающие упор на инструментальные решения. Музыка была куда важнее для модов, чем для рокеров – и чем для тедди, сформировавшихся как поколение до настоящего взрыва рока. Если Beatles подстраивались к духу времени в самом общем смысле – и менялись вместе с ним, – то именно Rolling Stones стали первыми главными освободителями. Как это выразил Кон в двух запоминающихся фразах: «Они вызвали к жизни новую атмосферу подросткового высокомерия» и «стали голосом хулиганства»[269]. Название одной из песен – Get Off My Cloud – могло относиться к теме раннего периода сепаратистской молодежной культуры, но, помимо темы сепарации, они сумели передать огромное количество доминирующих настроений. Это был голос высокомерия и нарциссизма, воспетых ранними модами, голос агрессии и фрустрации (особенно хорошо это схвачено в I Can't Get No Satisfaction, песне, вовсе не отсылающей к сексуальной фрустрации), голос цинизма (как в песне Mother's Little Helper), а иногда и истерический вопль – в ответ на попытки взрослых манипулировать ими. Возвращаясь к аргументу Даунса, можно увидеть, насколько подходящими были эти настроения для целей, которые молодежь хотела добиться своей культурой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

«В мире, перегруженном информацией, ясность – это сила. Почти каждый может внести вклад в дискуссию о будущем человечества, но мало кто четко представляет себе, каким оно должно быть. Порой мы даже не замечаем, что эта полемика ведется, и не понимаем, в чем сущность ее ключевых вопросов. Большинству из нас не до того – ведь у нас есть более насущные дела: мы должны ходить на работу, воспитывать детей, заботиться о пожилых родителях. К сожалению, история никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива?…»Издательство «Синдбад» внесло существенные изменения в содержание перевода, в основном, в тех местах, где упомянуты Россия, Украина и Путин. Хотя это было сделано с разрешения автора, сравнение версий представляется интересным как для прояснения позиции автора, так и для ознакомления с политикой некоторых современных российских издательств.Данная версии файла дополнена комментариями с исходным текстом найденных отличий (возможно, не всех). Также, в двух местах были добавлены варианты перевода от «The Insider». Для удобства поиска, а также большего соответствия теме книги, добавленные комментарии отмечены словом «post-truth».Комментарий автора:«Моя главная задача — сделать так, чтобы содержащиеся в этой книге идеи об угрозе диктатуры, экстремизма и нетерпимости достигли широкой и разнообразной аудитории. Это касается в том числе аудитории, которая живет в недемократических режимах. Некоторые примеры в книге могут оттолкнуть этих читателей или вызвать цензуру. В связи с этим я иногда разрешаю менять некоторые острые примеры, но никогда не меняю ключевые тезисы в книге»

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология / Самосовершенствование / Зарубежная публицистика / Документальное
21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

В своей книге «Sapiens» израильский профессор истории Юваль Ной Харари исследовал наше прошлое, в «Homo Deus» — будущее. Пришло время сосредоточиться на настоящем!«21 урок для XXI века» — это двадцать одна глава о проблемах сегодняшнего дня, касающихся всех и каждого. Технологии возникают быстрее, чем мы успеваем в них разобраться. Хакерство становится оружием, а мир разделён сильнее, чем когда-либо. Как вести себя среди огромного количества ежедневных дезориентирующих изменений?Профессор Харари, опираясь на идеи своих предыдущих книг, старается распутать для нас клубок из политических, технологических, социальных и экзистенциальных проблем. Он предлагает мудрые и оригинальные способы подготовиться к будущему, столь отличному от мира, в котором мы сейчас живём. Как сохранить свободу выбора в эпоху Большого Брата? Как бороться с угрозой терроризма? Чему стоит обучать наших детей? Как справиться с эпидемией фальшивых новостей?Ответы на эти и многие другие важные вопросы — в книге Юваля Ноя Харари «21 урок для XXI века».В переводе издательства «Синдбад» книга подверглась серьёзным цензурным правкам. В данной редакции проведена тщательная сверка с оригинальным текстом, все отцензурированные фрагменты восстановлены.

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология