Итак, если не брать в расчет остальные важные события в молодежном сообществе, отсчет которых уже пошел, в 1962–1963 годах разделение между модами и рокерами присутствовало. Но – и это упускают из виду все комментаторы, как бы чувствительны они ни были к нюансам этого разделения – оно
Слово
Однако такое контрастное самовосприятие было далеко от представлений посторонних наблюдателей. Следует также иметь в виду неравный баланс, сложившийся между группами к 1963 году. Рокеры не могли состязаться с модами: они не были ни модными, ни гламурными и в целом скорее проявляли свою классовую сущность. Образы хама и шпаны, унаследованные от тедди, не пользовались особой популярностью – в отличие от модов, которые хоть и возникли из вполне реального стиля, благодаря коммерческой эксплуатации абсолютно доминировали. Это была эпоха модов, маниакальные безумные времена ночных дискотек в Вест-Энде и на юге Англии, времена стальных гребней, фиолетовых сердечек и особого, почти истерического настроения, так хорошо переданного Томом Вулфом в его описании «кинетического транса» группы
Жизнь в таких местах была буквально и метафорически подпольной: «Двести пятьдесят офисных мальчиков и девочек, продавцы универмагов, посыльные, члены огромной детской рабочей армии Лондона, состоящей из подростков, бросивших школу в пятнадцать, стекаются в этот подвал, в
В этом стремительном распространении сторонний наблюдатель вполне может упустить некоторые неочевидные изменения. В отличие от предпринимателей (которые обо всем этом знали), он, например, не заметил феномен девушки из рабочего класса, получившей относительную экономическую независимость куда позже парня. Особый рынок, ориентированный на таких девушек, начал расти, и во многих аспектах феномен модов был женским в большей степени, чем мужским. Во время праздничных выходных дней чаще всего можно было встретить пятнадцатилетнюю девочку-мода с бледным, похожим на маску напудренным лицом и накрашенными вытаращенными глазами, с плоской грудью, в развевающихся расклешенных джинсах; она шла по улице, прижимая к уху дешевый японский транзистор. Ее обманули – может быть, еще более некрасиво и неприкрыто, чем остальных.
Общественность замечала только тех представительниц ее вида, которые чего-то добились или вот-вот добьются, как Линда у Тома Вулфа: семнадцатилетняя девушка из Эссекса, которая бросила школу в 15 лет (как и большинство из шести ее братьев и сестер), начала работать в офисе, ходила в