Читаем Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров полностью

Важно четко понимать природу этих интересов, так как именно представление о том, какие интересы следует защищать, формирует последующие кампании по созданию правил. В конечном итоге «интересы» могут проистекать из того, что Ранульф назвал «бескорыстным стремлением налагать наказание»[173], но если говорить более конкретно, интересы были представлены только финансовые. Кампании, призывающие к действию, взывали к коммерческим интересам, а ведущие фигуры этих кампаний зачастую были лидерами коммерческих и бизнес-организаций. Одними из самых значительных групп давления стали торговые палаты и ассоциации отелей и гостевых домов, а вмешательство муниципального совета исходило из стремления защитить каникулярную коммерцию и «хороший имидж» города. В серии заявлений, сделанных отдельными личностями и организациями, заметен коммерческий интерес: первая реакция была панической, но как только стало ясно, что это может повредить городу, создавая дальнейшую панику (не только социологи знают о самореализующихся пророчествах), тон заявлений изменился, и местные власти выступили против преувеличенных сообщений в прессе. Так, мэр Маргита сказал:

Я считаю, что к ситуации подошли неправильно – действия сравнительно небольшого количества хулиганов получили всенародную огласку. Стоило бы их проигнорировать – и даже если мы начнем игнорировать их сейчас, с этого момента, то собьем спесь с этих хамов, а с их мелкими нарушениями разберутся должным образом на местном уровне. Почему бы не дать местным жителям разобраться с местными происшествиями?

Коммерческий интерес придал требованиям своеобразную форму: если это повторится, люди не поедут к нам отдыхать; мы должны избавиться от модов и рокеров, либо выгнать их из нашего города, либо не пускать вовсе. Нам все равно, куда они поедут – пусть разнесут Маргит (или Гастингс, или Брайтон, или Истборн), только бы не являлись сюда. В этих требованиях слышится отзвук кары изгнания, известной в племенных и других примитивных сообществах – первичной внутригрупповой агрессии по отношению к девиантам, закрепленной в нашем фольклоре вестернами, в которых преступника «гонят вон из города».

Здесь в требованиях возникает противоречие. Хотя множество местных, как и мэр Маргита, скорее были встревожены освещением событий в прессе, чем «кипели от страха и гнева», они знали: будь проблема определена как исключительно местная, никакие меры не были бы приняты. Для создания правил проблема должна быть не только концептуализирована с точки зрения призыва к массовой аудитории, но и определена таким образом, чтобы она рассматривалась как законная ответственность вышестоящей системы. Другими словами, недостаточно «дать местным жителям разобраться с местными происшествиями»; событие необходимо было раздуть до национальных масштабов, а ответственность за него – передвинуть наверх. Так, после первого инцидента в Клактоне последовали немедленные призывы к расследованию в Министерстве внутренних дел, а «правительство», «благодетели» и «реформаторы» стали козлами отпущения.

Перенесение ответственности «наверх» имеет и свой собственный коммерческий мотив. Поскольку образ молодых людей «в поиске острых ощущений» был очень распространен, стало ясно, что ограничение проблемы исключительно местными рамками отразилось бы на заведениях курорта. В то время как сторонние наблюдатели интерпретировали «скуку» в более широком смысле, местные жители, беспокоясь, что ее воспримут как скуку «в конкретном месте», стремились развеять домыслы о том, что проблемы на курорте могли быть вызваны отсутствием условий для отдыха: «здесь есть чем заняться, если им было скучно, это не наша вина».

Учитывая наличие таких условий для успешного создания правил, как осведомленность о проблеме, признание конкретных легитимирующих ценностей, личный интерес и зачатки пирамидальной концепции ответственности и причинности – какую же форму приняли местные требования? Первый тип требований касался не конкретных мер, а, скорее, был обобщенной просьбой о помощи. Раздавались призывы к Министерству внутренних дел провести расследование, «ужесточить» законы, «расширить полномочия» судов и полиции. Типичным для таких туманных обобщенных обращений было заявление председателя судебной коллегии Гастингса:

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука / История
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология