В 1987 году печать рассказала о потрясающей сердце трагедии: уничтожении немцами в годы войны в Крыму десятков тысяч людей. Убиты и сброшены в противотанковый ров на 10-м километре Феодосийского шоссе и в других местах Крыма 80 % крымчаков! А. Вознесенский написал об этом поэму «Ров». О трагической судьбе крымчакской семьи Гурджи рассказал в статье «Поле Памяти» Э. Поляновский («Известия» от 9 января 1987 года). Всё это мне особенно больно ранит душу не только потому, что я по национальности крымчачка, а еще и потому, что девичья моя фамилия – Гурджи. В страшном рву на 10-м километре Феодосийского шоссе, где расстреляли фашисты двенадцать тысяч человек, лежат все родные и близкие моих родителей – те, кто не смог эвакуироваться с Крымского полуострова, Поляновский взволнованно пишет о том, что у каждого погибшего, даже самого маленького, было имя. Надо восстановить имена погибших, призывает он, собрать фотографии, документы, создать Музей памяти. «Когда на корню истребляется семья, – говорит литератор, – обрывается род, навсегда и бесследно. Что может быть трагичнее?»
Справедливые слова, но я должна добавить к ним: «А когда умирает почти полностью целый народ, пусть крошечный, малоизвестный, это трагедия вдвойне». С моим маленьким народом произошло именно такое. Было крымчаков до войны пять тысяч, осталось после войны полторы! Быт, нравы, богатое устное народное творчество умирает вместе с теми немногими, что остались в живых. Ушедшие на фронт крымчаки лишь после победы узнали, вернувшись на родное пепелище, о страшной участи своих семей, расстрелянных в противотанковом рву…
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам.
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел сам.
Вот тут – дорога. А там вон – взгорье.
Меж ними
вот этак —
ров.
Из этого рва подымается горе.
Горе без берегов…
……………………………………
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой…
Это из стихотворения поэта-фронтовика Ильи Сельвинского, крымчака по национальности…
Еще один поэт, поэт-комиссар Яков Чапичев, геройски погибший в боях за польский город Вроцлав за два месяца до Победы, был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
В Феодосийском рву родители Якова Чапичева. Там же семья моего двоюродного брата – коммуниста-фронтовика Якова Пурима. Он узнал о смерти жены и детей после войны, в Симферополе. В той же могиле семья еще одного родственника – Давида Гурджи, тоже фронтовика. Его талантливый сынишка, десятилетний скрипач, был зарыт в ров вместе со своей маленькой скрипкой… Я никогда не забуду полные страдания глаза Давида, глаза пожилого солдата, когда он рассказывал мне об этом.
Весной 1950 года мне довелось быть в Симферополе на вечере памяти крымчаков, погибших во рву и на фронтах. Собралась небольшая горсточка бывших фронтовиков, раненых, прошедших с боями до Берлина, переживших все тяготы военной жизни. Они делились воспоминаниями, и больно, страшно было слушать их горькие повествования. Потом они запели скорбную крымчакскую песню. Она, вырвавшаяся, вероятно, из застенков гестапо, звучит во мне с тех пор.
Тогда же я перевела ее на русский:
В сорок первом, в сорок первом
Сжег нас пламень страшной силы:
Сотни, тысячи крымчаков
В пепел, в пепел превратил он.
В декабре, в девятый день.
Прозвучал приказ жестокий:
Собиралися крымчаки
В путь недобрый в путь далекий…
Тёмной ночью, темной ночью
Нас, как скот, толкали в спины.
На десятом километре
Всех – под корень! Всех скосили!
……………………………………….
В голос, в голос зарыдайте
Все, кто жив. Не бойтесь плакать!
Не забудьте! Отомстите!
Мы – убитые крымчаки!
Вместе с русскими, украинцами, евреями, караимами в противотанковом рву на 10-м километре Феодосийского шоссе похоронен почти целый народ – крымчаки. Похоронен и… забыт – вот что ужасно!