Все это поддерживается дискурсами мужской культуры[28]
: в их рамках некоторые вещи не подвергаются сомнению и считаются общепринятыми и универсальными. Например, если мы говорим об идентичности, то употребляем понятие «мужественность»; если рассуждаем о жизни и мироустройстве, то в нашей речи фигурирует «природа отношений между мужчинами и женщинами»; размышляя о значимости разных людей, мы сталкиваемся с представлением о том, что мужчина имеет право на что-то только потому, что он мужчина.В обществе действуют правила, согласно которым предпочтение отдается мужскому интеллекту. Считается, что мужчины обладают неким истинным знанием, в то время как женщины и дети занимают в иерархии знаний гораздо более низкие ступени. Что именно считать этим «правильным, истинным» знанием, кто этим знанием может обладать, в какой форме оно должно сохраняться, когда и как его можно выражать – представления обо всем этом также присутствуют в современной культуре.
Если мы допускаем, что мужчины, совершавшие насилие, не сами придумали агрессию как способ воздействия на людей, и не они сконструировали принятый в нашем обществе образ гендерной идентичности, то мы приходим к выводу о том, что они находятся под влиянием культуры доминирования. Они рекрутированы дискурсами мужской культуры, они вовлечены в их реализацию, прошли подготовку и были приняты в ряды приверженцев насилия как образа жизни.
Предположение, что эти мужчины являются сторонниками и соучастниками насилия, не избавляет их от личной ответственности за действия, совершенные в отношении других людей. Но оно подтверждает вывод о том, что ответственностью мужчин (как сообщества) являются:
– признание темы насилия и ее рассмотрение;
– демаскировка дискурсов мужской культуры;
– признание ответственности;
– разработка таких способов бытия в мире и в отношении с другими, которые не являются разновидностями эксплуатации и насилия.
Таким образом, работая с совершившими насилие мужчинами, полезно подумать о том, что такое «ответственность». Признание человеком ответственности за совершенные им акты насилия и их последствия – это индивидуальная ответственность. Но в том подходе, который я здесь описываю, к совершившим насилие мужчинам присоединяются и другие мужчины и тоже берут на себя ответственность. В основе этого подхода лежат следующие соображения:
– мужчин не стыдят и не противопоставляют другим (это относится и к терапевту);
– люди, совершившие насилие, не получают тотально негативное описание себя;
– задается контекст, позволяющий мужчинам критически отнестись к тому, что они совершили, и к тому, как они мыслят.
Терапевты, которые работают с совершавшими насилие мужчинами, обычно знают:
– о том, как умеют мужчины снижать свое чувство вины и как они ежедневно делают это (отрицают содеянное, обвиняют пострадавших, ищут себе оправдания);
– о скрытом и явном манипулировании (непоследовательность, приписывание особой ценности или особых умений отдельным конкретным лицам, включая терапевтов; запугивание окружающих, реинтерпретация истории женщины, подвергающейся насилию, ее изоляция и т. д.);
– о связанных с властным поведением мировоззрении, образе мышления, формах и способах конструирования гендерной идентичности.
Терапевт может давать понять людям, с которыми он работает, что он не наивен и прекрасно знает обо всех этих защитах и способах доминирования в отношениях. Когда он сам подвергается скрытым манипуляциям, например, ему говорят о его особых умениях («Вы единственный человек, который может понять…») или когда фокус беседы смещается в сторону, терапевт может продемонстрировать, что он замечает это, и предложить рассмотреть, что происходит на самом деле. Например, он может сказать: