Отклики, представляющие жизнь человека как героическую повесть, а его достижения – как подвиги, как правило, не создают резонирующего эффекта. Это же касается и так называемых «практик аплодисментов», которые я подробнее описал в другом месте: поздравлений, аффирмаций, поиска позитива и т. д. Они не только не полезны для создания резонансов, но и могут быть восприняты как вторжение, контроль, отчуждение, а иногда даже как насмешка.
Признавая те изменения, которые запускает в их жизни участие в терапевтических беседах, внешние свидетели порой рассказывают о действиях, которые им хотелось бы совершить не в пространстве терапии, а за пределами кабинета. Речь идет о действиях, которые кажутся им устраняющими или компенсирующими несправедливость, с которой сталкиваются те, кто обращается за помощью. Когда внешние свидетели действительно предпринимают какие-то шаги для реализации этих действий и рассказывают о том, что было сделано и какие последствия это имело, – это может сильно срезонировать с чувствами травмированного человека, а именно:
– с его тоской по миру, который мог бы быть другим;
– с тайной надеждой на то, что все, что он вытерпел, было не зря;
– с желанием помогать людям, у которых был похожий опыт;
– с мечтами сыграть какую-то роль в избавлении других людей от страдания;
– с его страстным желанием участвовать в восстановлении справедливости в полном несправедливости мире.
Подобный резонанс между надеждами, желаниями и фантазиями человека – и действиями, совершенными внешними свидетелями, усиливает ощущение связанности внешнего и внутреннего мира и взаимосвязи различных частей внутри этих миров. Как уже упоминалось ранее, это создает ощущение, что мир хотя бы отчасти откликается на существование человека, что, в свою очередь, поддерживает у него ощущение способности влиять на собственную жизнь, порождает новые для него переживания – благополучия и удовольствия.
Травма мешает проживанию того, что для человека ценностно важно, и несовместима с сохранением желаемой идентичности. Опыт пережитого насилия неизбежно приводит к негативным заключениям о себе.
Несмотря на это, люди в травме не пассивны. Они всегда действуют, причем наилучшим из доступных им способов. Их действия, как правило, согласуются с их прежним опытом и их представлениями о себе. Однако в контексте травмирующего опыта их поступки редко признаются и ценятся, напротив, их часто высмеивают, умаляют и принижают. Именно из-за этого, а также из-за того, что в травме люди обвиняют и критикуют себя, те действия, которые они совершали в травматической ситуации, часто не сохраняются в памяти. Однако воскресить воспоминание человека о том, как они реагировали на травму, возможно. Есть несколько способов – как правило, делается это с помощью воображения и проекции возрожденного чувства «Я» на нарушенные в ходе травмирующих событий части идентичности. Например, в контексте терапевтических бесед можно более насыщенно описать те умения, которые помогают прямо сейчас справляться с относительно небольшими трудностями. Эти умения и ценности могут стать основой для того проецирования, о котором я говорю: запускается резонанс между представлениями человека о себе, с одной стороны, и его реакциями на травму, с другой.
Обобщая, можно сказать, что восстановление воспоминаний о своих действиях в травме может способствовать возрождению чувства связи с собой, которым характеризуется поток сознания. Когда ощущение целостности из терапевтического контекста перетекает в контекст повседневности, становится частью потока сознания; когда можно проследить связь между реакцией на травму и образом себя, включающим в себя ценности и представления об идентичности, происходит размывание, эрозия
возникших в контексте травмы мощных негативных заключений человека о себе. Те факты своей жизни, которые человек привык считать «системной утилитой», неким неотъемлемым знанием о себе, хранящимся в недрах семантической памяти и делающим его недееспособным, – эти факты в результате эрозии стираются, подвергаются сомнению. Кроме того, когда человек восстанавливает ощущение себя, каким оно было в процессе переживания травмы, и это ощущение связывается с образом себя нынешнего, то травматический опыт интегрируется в общую нарративную структуру внутренней жизни.
Именно в ходе терапевтического исследования (расспрашивания и рассматривания) люди становятся способными преобразовать воспоминания о травмирующем опыте в тот же материал, из которого создана их личная история. Именно в контексте этих исследований травмирующие воспоминания встраиваются в сюжетные линии личной истории таким образом, что в результате утверждается и укрепляется ощущение целостности. Именно так травмирующие воспоминания обретают начало и конец – и в итоге оказываются в прошлом.