Читаем Нас ждет Севастополь полностью

В кубрик спустился Наливайко. С усталым видом он сел на койку и молча стал снимать ботинки. В эти дни ему приходилось нелегко. Ночами он был в боевом расчете подносчиком снарядов, а днем готовил завтраки, обеды и ужины.

– Заморился, Кирюша? – участливо спросил Дюжев.

– Угорел малость в своем камбузе, – ответил он и лег на койку.

– Да, братцы, тяжеловатый путь к Севастополю, – проговорил Шабрин.

– Новороссийск возьмем, легче будет, – уверенно заявил Левшин.

– Не берется что-то он, – заметил Душко.

– А почему это? – задался вопросом Токарев. – Сейчас действуем только мы, катерники, рыбацкие сейнеры и мотоботы. А почему большие корабли не обеспечивают десант?

– Чтобы их раздолбали с воздуха, – сердито отозвался Шабрин. – О том, какие корабли пускать в бой, а какие приберечь, адмиралы думают. Наше дело матросское – выполняй свою службу.

– Сыграй-ка, Гриша, пока время есть, – предложил Левшин.

Душко взял баян на колени, но Дюжев, кивнув в сторону лежавшего кока, сказал:

– Человеку отдохнуть надо. Пошли на палубу.

Было уже темно, когда Новосельцев вернулся на корабль. Он застал на палубе «веселый час». Душко играл на баяне, а Дюжев, не жалея каблуков, выстукивал чечетку. Откуда-то из темноты также доносился голос гармошки, и кто-то задорно пел:

Эх, мотоботы мои,Носы выстрочены,Не хотел выходить,Сами выскочили.

«Мотоботчики и песню для себя сочинили, – подумал лейтенант. – Вот лихое племя». Сегодня на парткомиссии в партию было принято шесть матросов с мотоботов. Новосельцев удивился, когда услышал от них заявления, что мотоботы отличные боевые суда. Десять суток тому назад так никто не говорил. Эти железные плоскодонные корабли с тихим ходом моряки пренебрежительно называли корытами. За неимением специальных десантных судов решили использовать их. С боевых кораблей были выделены лучшие матросы и старшины для управления мотоботами. С неохотой шли они служить на «корыта». Но вот прошло десять суток – и что случилось! Стали мотоботчики незаменимым боевым отрядом, о их храбрости и находчивости только и говорили в Геленджикском порту. Попробуй теперь любого из них отчислить с «корыта» – обидится. Не корабль, стало быть, красит матроса, а матрос корабль.

У Новосельцева было превосходное настроение, сегодня его приняли в члены партии. И не спрашивали, почему он вступает, а попросили поделиться боевым опытом. Он рассказал несколько эпизодов борьбы с вражескими катерами. Председатель партийной комиссии посоветовал ему записать их и послать во флотскую печать. Вероятно, перед этим у него с Бородихиным состоялся разговор о нем. Новосельцев был польщен тем, что его опытом интересуются, и обещал организовать из командиров что-то вроде редколлегии по составлению истории дивизиона. А после заседания партийной комиссии, когда он зашел в штаб, Корягин поздравил его с повышением в звании. Что еще нужно, чтобы чувствовать себя отлично?

Душко заиграл «Вечер на рейде», и все матросы запели. К Новосельцеву подошел Ивлев.

– Поздравить, товарищ лейтенант? – вопросительно посмотрел он на него.

– Поздравьте, Дмитрий Абрамович, – с довольной улыбкой сказал Новосельцев. – Теперь я вроде уже совсем взрослый.

Механик крепко пожал ему руку, вложив в это рукопожатие все, что можно выразить без слов: уверенность старого коммуниста в том, что молодой оправдает доверие партии, уважение к его боевым заслугам, покровительственную отцовскую нежность.

Новосельцев понял все, что вложил в рукопожатие Ивлев, и с благодарностью произнес:

– Спасибо, Дмитрий Абрамович.

Они подошли к поющим матросам. Душко перестал играть и вопросительно посмотрел на командира. Замолчали и матросы.

– Продолжайте, – сказал Новосельцев.

К нему подошел Дюжев и оживленно заговорил:

– Мы замечаем, товарищ лейтенант, что вы все реже и реже берете в руки гитару. Помните, как раньше было у нас: баян, гитара, мандолина, балалайка? Здорово получалось. Имеете вы время? Разрешите принести гитару.

– Вроде бы холодно, – заметил Новосельцев, однако гитару принести разрешил.


5


– Сегодня день Красной Армии. Помнишь эту дату?

Полковник Громов пытливо посмотрел на Глушецкого.

– Как же не помнить, – слегка улыбнулся Глушецкий. – Вчера замполит беседу с разведчиками провел.

– Так вот – возьмешь с собой двух разведчиков и пойдешь в поселок Мысхако. Там в большом винном подвале Военный совет армии устраивает прием в честь отличившихся в десанте.

– Прием? По какому случаю?

– По случаю дня Красной Армии. Кого возьмешь?

Глушецкий задумался.

– А как же в наблюдение на кладбище? – спросил он. – Нельзя же прерывать.

Теперь задумался командир бригады.

– Это верно. Раз уж задумал, надо доводить до конца. Ладно, иди в наблюдение, а чествовать тебя найдем другое время.

И он усмехнулся, но тут же согнал улыбку с лица.

– Кого же послать? – и он в раздумье пригладил свою бороду.

– Пошлите моего замполита, – предложил Глушецкий. – Боевой офицер.

– Знаю, знаю. Мужик стоящий. Что ж, пошлем его. А из разведчиков кого?

– Семененко и Гриднева.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза