Наш маленький, маленький мир

Мне поручено перебирать изюм и чистить миндаль. Я тружусь с преогромным удовольствием, у изюминок обрываю черешки, а некоторые просто сую в рот. Горячую миндалину сдавливаю, и белоснежное ядрышко выскальзывает из коричневой шкурки. Иногда оно летит на пол, и я его потихоньку съедаю. Но если миндалинка оказывается горькой — то беда, выплюнуть боюсь и только кривлю лицо.

— Пой, — говорит мама, — ну-ка, пои коляды!

Но я пою так фальшиво, что мама только машет руками.

— Десять крон — сто граммов! — вдруг восклицает она. — Хотя с другой стороны — ведь такое можно себе позволить только раз в жизни. Сегодня магазины открыты допоздна, сбегай все-таки, Ярча, за этим лососем. Хотя нет, это грех, лучше не ходи.

А через минуту опять:

— Одевайся, да поживее, вот деньги на трамвай. Но спаси тебя бог кому-нибудь проговориться!

Мне не хотелось покидать теплую кухню, где аромат ванили и миндальных шкурок растворился в запахе топленого гусиного сала. Но если маме что-нибудь взбредало в голову — оставалось только подчиняться.

Я благополучно добралась до шикарного гастрономического магазина, деньги не потеряла, никто на меня не напал, только лососины не оказалось, всю уже распродали.

— Тебя только пошли за чем-нибудь, — сердилась мама, — все рождество насмарку!

А завтра наступил сочельник. Отец утром перед работой не удержался и разговелся рождественской ваночкой, той, что мама испекла ночью. Отец всегда первым нарезал ее и снимал пробу, его оценка была окончательной и бесповоротной.

Что же произошло? Ваночки блестели, словно их покрыли лаком, щетинились миндалем, не лопнули, не осели, не растеклись. Они были только поменьше, чем обычно.

Увы, увы! Мама слишком щедро положила в тесто сдобы, насыпала слишком много сахару, изюма, и дрожжи не смогли поднять всю эту массу: тесто как следует не перебродило и не поднялось. Напряженно, с виноватым видом, мама ожидала приговора.

— Хороши, — сказал папа, — немного, пожалуй, на сухари похожи, но хороши!

Мама, вконец расстроенная и потерянная, взялась за стряпню, но это оказалось просто выше человеческих сил. В духовке жарится гусь, на плите в соусе из чернослива — карп, кипит рыбный суп, надо еще растереть молоки, потушить овощи, сварить компот из кураги. «Боже мой, забыла купить повидло, беги скорее в лавку!»

Еще много раз я носилась то в лавку, то из лавки. С каждым моим возвращением гусь уменьшался — совсем как воздушный шар, только вместо воздуха жир выходит. Гусь таял на глазах.

Мама с ужасом наблюдала за этим явлением природы, вычерпывала половником жир и сливала в глиняный горшок, а гусь все уменьшался и уменьшался.

— Был с небольшого поросенка, а стал с большого воробья, — удивлялась мама, а сама уже совала индейку в духовку и принималась тереть яблоки на струдель.

— Если испорчу еще и струдель, так, ей-богу, все брошу! Погляди за индейкой, не сгорела?

С индейкой ничего не произошло, зато я обожгла себе руку.

— Начинает подрумяниваться!

Мама недоверчиво заглядывает в духовку через мое плечо.

— Зачем ты положила в индейку рис?

— Ничего я не клала, он там уже был.

— Откуда же он взялся?

Мама выбирает зернышки загадочного риса, поливает индейке спинку, а сама, поддерживая коленом противень, скатывает на него с полотенца струдель.

— Поскорей переверни рыбьи головы, помешай юшку, да смотри, чтобы не выкипела. Добавь в индейку жидкости!

— Опять в ней рис, — ужасается мама, — с ума можно сойти, откуда все время рис берется? — И вдруг хлопает себя по лбу: — Зоб! Ведь я зоб не вынула! Индейку из духовки — струдель в духовку — уху доварить! Брось туда цвет, господи боже, эта девчонка не знает, что такое цвет! Перец, перец горошком, вот что значит цвет!

Часы летят, летят, бегут.

Вот и папа. То отщипнет миндалинку от ваночки, то схватит шкварочку, то обдерет гусиную кожицу.

— Ты индейку сделала с рисом? — спрашивает он с невинным видом, и тут мама взрывается, хотя на рождество полагается, чтобы в семье царили мир и согласие.

Мама вынимает из духовки струдель, моет индейку, маринует зайца. Опять она чуть не осрамилась, в заячьем чреве остались его… ну, в общем — бобы. Надо нарезать лук и огурцы! Ох, забыла совсем сварить морковь! Где колбаса для салата? Почистите кто-нибудь картошку! Сварите яйца вкрутую! Смотрите на часы.

Часы летят. «Накрывай на стол, положи туда омелу, в вазу — апельсины».

Да, у нас сегодня есть и апельсины тоже, и американские яблоки, и — о чудо! — весь обросший волосами кокосовый орех, в котором плещется молоко. Что ты тащишь на стол? Подарки ставят после ужина, неси картофельный салат, не смей трогать рыбку, черт побери, она же для украшения, ну а где тарелки? А вилки с ножами? Нет, из этой девчонки в жизни толку не будет!

Павлику суматоха нравится, ему интересно, он стреляет глазами во все стороны, ему хорошо — ведь от него никто ничего не требует. Это я мечусь меж двух огней, так как из его коляски беспрерывно доносятся приказы: «Ярча, дай воды, покажи подливку, дай попробовать салат, принеси апельсинку, оторви шарик от омелы, подойди поближе, я тебе что-то на ушко шепну».