Мне ужасно хочется, чтобы папа зажег лампу — при свете с меня свалилась бы каменная глыба, не дающая мне дышать. Страдаю, жду, пока отец вздохнет и умолкнет и я вырвусь из тисков тяжелых слов. Я еще не знаю, что папу предаст и самый его любимый поэт…
Ключик к папиной душе я нашла совсем случайно. Не помню, сколько мне было лет, помню только — в школу я еще не ходила. Папа собирался на предновогодний вечер, и меня страшно удивило, что подарки там раздает не Дед Мороз, а люди сами дарят подарки друг другу. Мне это казалось бессмысленным.
— Но генералу ты ведь не можешь послать какую-нибудь чепуховину, — рассудила мама.
— Генералом он стал недавно.
— Давно или недавно, все равно, сейчас-то он генерал.
— Для меня он такой же брат, как и все наши.
— Еще бы! Так то для тебя. А сам он небось давно позабыл, как вы вместе грызли сухие корки.
— Нет уж, кто-кто, только не он, на него это непохоже!
— Ну, как хочешь, а только я их хорошо знаю. Может, купишь ему портсигар?
— Лучше какую-нибудь забавную вещицу.
— Забавную? Скажи на милость, что еще за шутки с генералом?
— Так ведь он же братишка.
В конце концов родители договорились. Мама купила отличный серебряный портсигар и даже отдала выгравировать монограмму генерала. Я благоговейно наблюдала, как папа заворачивает блестящую вещицу, к которой я даже прикоснуться не смела, в тонкую папиросную бумагу.
— Ты бы хоть написал, что это от тебя, — предложила практичная мама.
— Болтушка!
— А как же он узнает, что это от тебя?
— А зачем ему знать?
— Ну ты и хорош! Я истратила все, что с таким трудом скопила, да еще перед самым рождеством, а твой генерал даже знать не будет, кто ему подарок сделал!
— Так ведь это же предновогодняя вечеринка.
— Иисусе Христе! Тогда хоть намекни!
— Гм-гм, — неопределенно хмыкнул папа. Он явно хотел, чтобы его оставили в покое.
На вечер он отправился в пиджаке, который надевал только на собрания. В этой одежде папа нравился мне больше: в пиджаке он казался ниже ростом и доступнее, чем в синей железнодорожной форме.
Серебряный портсигар не выходил у меня из головы, я все размышляла, какой же подарок генерал пошлет отцу, но это было уже выше моего воображения. В конце концов я решила, что генерал подарит папе коня, — гнедого коня с белой звездочкой на лбу и с серебряной уздечкой. До чего же здорово иметь своего собственного коня! Мы сможем держать его в городском саду или получим разрешение поставить его в конюшню.
Утром, когда я проснулась, папа уже ушел на работу. Коня он не привел, на столе лежал апельсин. Он сиял, словно солнце. Мама разделила его на дольки и посыпала сахаром.
— Не кислый? — спрашивала она заботливо.
Брат Павлик свою половинку съел, я спрятала кусочек за окно.
— А ты почему не ешь? — сердилась мама. — Опять для папы откладываешь? Рехнешься ты вместе со своим папой, вот что я тебе скажу.
Не знаю, как прошел предновогодний вечер, папа ничего не рассказывал, но дело кончилось тем, что генерал пригласил папу к себе домой. Видимо, брат генерал обронил обычную, ни к чему не обязывающую любезную фразу, однако папа в тонкостях не разбирался. Для визита мы выбрали воскресенье, не слишком рано, потому что генерал, наверное, долго спит, не слишком поздно, чтобы генерал не подумал, будто мы явились к обеду. Я получила подробную инструкцию: не молчать, как зарезанная, но и самой первой не лезть с разговорами, отвечать на вопросы, если попросят — прочитать стишок, поздороваться, поблагодарить, если чем-нибудь угостят, не шмыгать носом. От волнения у меня даже ладошки вспотели. Генерал меня разочаровал. Был он тощий, волосы редкие, торчат в разные стороны, одет в поношенный коричневый халат. Я никогда не видала мужчину в халате и была этим чрезвычайно смущена. Из-под халата торчали волосатые ноги в шлепанцах. Он провел нас в кухню, узкую, длинную, с облупившейся мебелью. Даже у нас дома мебель была лучше — каждую вещь папа самолично покрасил. Генерал, наверное, не умел красить.
— Твоя дочка, брат?
— Да, брат генерал, — ответил папа. — У меня еще и сынишка есть.
— Большая…
Моя симпатия к брату генералу сильно поблекла.
— Выпьешь, брат?
Брат пана неловко взял в свою огромную лапищу крохотную рюмочку, пригубил и поставил обратно.
— Вообще-то я не пью…
Мы все еще стояли.
— Не хотите ли присесть?
Стула было всего два, брат генерал остался стоять. И мы тоже.
— Проходили мимо, вот я и решил…
— Очень рад, что ты меня навестил, — перебил папу генерал, — я охотно вспоминаю давние времена, не могу ли тебе чем-нибудь помочь?
— Да нет, брат генерал.
— Может быть, работу получше?
— Нет, не надо…
— Или жилье?
— Зачем? — удивился папа. — У нас есть.
— Так что же тебе тогда надо, брат?
— Ничего, брат генерал, правда ничего…
Настала очередь удивляться генералу. Он глядел на отца и молчал. Отец, конечно, тоже молчал. Что касается меня, то мне разрешено было только отвечать на вопросы.
К счастью, защебетала канарейка. Я уже давно поглядывала на нее.
— Что, Маничка? Захотелось крылышки поразмять?