Наш маленький, маленький мир

Я не знала, что значит каверна, но поняла, что девушка обречена. Меня охватила смертельная тоска. Я держала в руках мокрую стеклянную тарелку; через открытое окно слышался смех девушки.

Смерть, прекрасная смерть, пришла к ней через несколько дней, в родной деревне, когда милый во время танцев сжимал ее в своих объятиях. Горлом хлынула кровь. Мама узнала об этом из письма несчастного парня.

Стеклянная тарелочка много раз падала на пол, но так и не разбилась.

Мама вскоре поправилась, затемнение в легких исчезло, но постоянная усталость не оставляла ее. Она еще долго переписывалась с подругами по санаторию, посылала всем приветы. Ее любили. Мама умела поддерживать с людьми отношения, сразу располагала к себе.

Года через три к нам пришла женщина с девочкой. Мы жили уже в другой квартире. Лестницу на второй этаж она одолела с трудом, долго не могла вымолвить ни слова и, сидя на стуле, тяжело дышала.

А потом попросила меня выйти с девочкой на улицу.

Девочка жила в домике путевого обходчика на железной дороге. Городские улицы ее пугали, она жалась к стенам домов и боязливо озиралась вокруг.

Когда гости ушли, мама долго сидела погруженная в тяжелую думу.

Чужая женщина пришла просить, чтобы мама оставила девочку у нас: она не доверяла своему мужу.

— Что я могу сделать? — мучилась мама. — Я сама едва на ногах держусь, да тут еще Павлик! Она, бедняжка, еле дышит, из самых Тухомержиц ко мне притащилась! С какой радостью я помогла бы ей, но куда я денусь еще с одним ребенком?

Женщина хотела уйти, пока я с девочкой гуляла. Все последнее время она лежала дома и добралась к нам из последних сил. В тот же вечер она умерла.

Видимо, положение ее было ужасно, раз она искала помощи у случайной знакомой. Может, ею руководило лишь желание отомстить мужу? Как знать, что творится в голове умирающей матери.

Моя мама получила сообщение о ее смерти и поехала на похороны. Робкую девочку она не привезла, и я о ней больше никогда не слышала.

ТЫ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НЕ БУДЕШЬ ТОСКОВАТЬ…

Только возвратилась домой мама, как на операцию увезли тетю Бету. У нее началась, как тогда говорили, «черная желтуха», и смерть стояла у ее изголовья.

— Гонза будет жить с нами, — сказала мама, — ты по крайней мере не будешь тосковать без Павлика.

Двоюродный мой братец ухмыльнулся. Он был на пять лет старше меня — одни ноги-руки, да оттопыренные уши, да еще зловредные глаза. Все родственники относились к нему с опаской: доведет ребятишек до слез, вежливо попрощается и уходит. С ним справлялась только Лидунка — она была годом моложе, но их вместе воспитывала бабушка. Меня он до слез не доводил, но доводил до такого бешенства, что я, как говорится, прыгала до потолка. А ему только этого и хотелось, он поглядывал и улыбался.

— Закрой глаза, разинь рот, — соблазнял он меня ласковым голоском и приближался ко мне, сжав ладонь в кулак. Любопытство губило меня, потому что каждый раз это была «покупка». Чего только я не перепробовала из его рук! А потом в бессильной злобе бегала за ним по всему поселку, он останавливался, поджидал меня и снова бросался бежать, когда мне казалось, что я вот-вот его схвачу. Иногда, правда, я все-таки успевала царапнуть, куснуть или хотя бы плюнуть на него. Чем больше я неистовствовала, тем больше он радовался.

Хорошо помню, как еще в Льготе он придумал интересную игру.

— Давай играть, Ярушка. Сначала я закрою глаза и открою рот, а ты положишь мне в рот черники, а потом ты закроешь глаза и откроешь рот, и я положу тебе черники.

Я набрала целую пригоршню черники и, зажмурив глаза, с открытым ртом ждала, а Гонза щедро напихал мне полный рот заячьих кругляшей. Меня охватило такое бешенство, что сладить со мной никто не мог: я посинела, каталась по земле, пока чей-то дед не привел меня в чувство, отстегав лозиной.

С тех пор я Гонзе не доверяла и великолепно обошлась бы без него. Но его маму я любила.

Тетя Бета родилась с вывихом бедра. Может быть, ножку повредили во время родов или ее еще в младенчестве случайно ушибли старшие братья, заботе которых она была предоставлена. Она долго не могла даже стоять, а когда начала ходить, припадала на ногу, пока наконец какой-то врач не исправил дефекта. Но нерв остался поврежденным: тетя Бета не хромала, но у нее была какая-то странная походка — она почти не отрывала ног от земли и семенила быстро-быстро, как будто за ней кто-то гнался.

Бабушка вконец разбаловала ее: Бетку освободили от всякой домашней работы, ей, бедолажке, доставался лучший кусок, и потому братья досаждали ей чем могли, все дружно были против нее. Она наотрез отказалась учиться, родители не могли заставить ее ходить в школу ни по-хорошему, ни по-плохому, в конце концов братья стали таскать Бетку на веревке, что доставляло им особое наслаждение: один волок, второй толкал сзади, третий подгонял метлой.