После этого Витя ничуть не удивился, увидев во время очередного вечернего концерта коллегу из России, преподавателя, которому он когда-то оставил кларнет. То есть сначала он его как раз не увидел, не выделил из сидящих в «зале». Мелькнуло что-то знакомое, да мало лиц «повторяются», если ты играешь изо дня в день? Понял, кто есть кто, когда тот подошёл и протянул чемоданчик.
– Ваш кларнет. Сейчас таможенники выпускают такие из России, и я счёл долгом вернуть. Тем более что сын, подававший надежды, пошел в бизнес.
Витя не стал спрашивать, как турист-музыкант узнал его «адрес».
– Мир тесен, – объяснил тот сам. – Дошло, что вы… Так вот… – Сочувственно кивнул на ящик с деньгами. – Впрочем, наши музыканты в Москве тоже бедствуют… Играют в метро и переходах… С консерваторским образованием…
Ещё недавно чужая жалость больно бы уколола, но сейчас самолюбие молчало. Зато всё Витино существо рванулось навстречу любимому инструменту:
– Спасибо, спасибо, спасибо.И кларнет уже собран, и «трость» – плохая, неважно, и так всё пойдет, – уже прилажена.
И он играет тему из самого прекрасного квинтета Брамса.
Всё сексуальное до предела. Набухшие ноты. Рвущиеся, взрывающиеся, как сферы, переполненные и достигшие своего совершенства.
Брамс – романтик. Но не «душевность», не «чувствительность», не избыток эмоций были важны теперь для Вити. Стройность и сила, как в классицизме. Никакой сентиментальности. Всё уходит в трезвую мысль о трагичности человеческой жизни, оттого, что никакой чужой опыт не учит, а свой всегда приходит слишком поздно. Не во время и не к месту.
Коллега-преподаватель знал цену настоящей работе.
– Вы без подготовки… Мне говорили, что вы человек способный, но… это – более чем… Таких музыкантов наша страна не должна была отпускать от себя.
– Я не играл так в «нашей стране». Я ещё полгода назад и здесь не играл так, – сказал Витя.