Адвокат Самуил Абрамович, увидев Витю, онемел.
– В первый же день, в первой экскурсии…
Я собирался позвонить вечером из гостиницы.
– Не звоните Манечке, – попросил Витя.
– Понимаю, сложности. Семейные. Те гамбургеры, тот винегрет… Ты, конечно, романтик Виктор, но…
– Не в том проблема.
– Я и сам понимаю, что не быт. Неудобно спросить прямо. Другая юбка?
И тут же на ходу стал рассказывать, как изменилась к худшему жизнь на Таганке. О том, что железные двери в подъезде ежедневно ломают какие-то люди-гориллы. Что на балконах все хранят канистры с дорожающим бензином, и курят, и по пьяной лавочке бросают непогашенные спички рядом. «У них нет даже инстинкта самосохранения». Что в подвале был обнаружен не то сахар, не то гексоген. «Страшно, страшно жить», – звучало рефреном в устах юриста.
– Переезжайте на историческую…
– Деньги идут там, – вздохнул адвокат. – И женщины не оставляют, – он по-свойски подмигнул Вите, считая: теперь они оба на равных грешники и донжуаны. – Я, конечно, похож на ту обезьяну, которая не хочет разжать руку с бананом и попадёт в руки охотника. Но что делать? А может, ты вернёшься, Виктор? Мы бы славно зажили вдвоём, не меняя ориентации.
Адвокат в музыке был «не больно». И слушал концерт, удобно утонув в автобусном кресле.
То есть не слушал.Однажды во время очередного концерта возле питомника из автобуса высыпалось чернявое школьное воинство во главе с весёлым рыжим равом. «Баркарола» Чайковского, водопады цветов, прохладные ветерки, божественное кривое деревце, свадьба Эвлин… Всё это вписалось в Витину память чистыми красками. Он улыбнулся раву, рав Нафтали улыбнулся ему белозубой улыбкой…
Дети тотчас попались в заколдованный круг Витиной музыки. В отличие от взрослых они не могли стоять неподвижно и откровенно топтались и дёргались под песенку «Аллилуйя». Но и движения не вывели их из некоторого оцепенения, которое подтверждало: они в потоке звуков, звуки не отпускают их. Витя давно понял: слушают, пока тема идёт вперёд, движется и меняется. Самое трудное развить тему. Чайковский заявлял прекрасные мелодии, но развивал их не шустро. Зато Моцарт увлекал за собой с первых тактов, дразня пустячком, и не отпуская, и приводя к неожиданным поворотам, открытиям.
Песенкой легко внушить веселье, но что за весельем? Сначала Витя заставил детей дышать в своём ритме. Ритм – это здесь первое, и только после сладкие опевания вокруг той или иной ноты. Без этого тоже нельзя, хотелось, чтобы мальчишки и девчонки почувствовали: музыка – гармония, музыка – красота. Потому что Витя пытался передать не веселье, а радость. Радости приятия жизни нет конца. Аллилуйя! И если радость постепенно переходит в светлую печаль, это тоже понятно всем. Даже детям.