Наш знакомый герой

Я рада, когда у моих подруг жизнь изменяется к лучшему, и наверное, это действительно так, а не мои голословные заверения, потому что все стали намного откровеннее со мною, вводят в курс своих дел, спрашивают совета.

В этом, конечно, есть безотчетный эгоизм, потому что прежде всего самой себе хочу я доказать, что справедливость существует, что добро торжествует над злом, как в прекрасных книгах. Я хочу верить, что в жизни есть законы и эти законы справедливы. Вот эти-то законы и предписывают мне быть счастливой. Сейчас. Несмотря на житейские трудности, несмотря на отсутствие великой любви. Я вела жизнь без трудностей, имела много любовей, но насколько же нечиста и неспокойна была та жизнь!..

Вместе с Тучей я переживала ее уму непостижимый роман во взглядах, который вначале никак не хотел развиваться. Постепенно чужой человек, марсианин Герасимов, перестал казаться мне непотребным колесом из моего сна, я проникала в его душу, как будто это я, а не Туча, была в него влюблена. Я не уверяла ее, что ничего не выйдет, не советовала поискать кого-то другого, а даже постыдным для себя образом поощряла все ее фантазии. И справедливость восторжествовала.

Туча щедро посеяла в прошлом семена человечности в душе такого троглодита, как Зинка Клюквина, которая, казалось бы, никогда ничего не может дать другим. А оказалось, что может. Как только Туча открыла ей тайну своих к ней культпоходов с гитарой (Зинке бы в голову не влетело, что серьезная умная Туча, учительница, как девчонка влюбилась), Клюква тоже начала думать, чем Туче помочь. И придумала-таки. Ход простой и наглый, на который я бы никогда не рискнула, боясь получить по шее. (И конечно, я ведь всегда буду думать о том, как выгляжу я сама, не пожелаю быть второй даже в чужом романе.) А Клюкве, как оказалось, плевать на себя.

Туче повезло: Герасимова поселили опять-таки рядом с Зинкой, хотя и не в одной, конечно, квартире. И вот однажды Клюква явилась к нему и потребовала помощи: она, дескать, бедная, одинокая девушка, никак не может отвезти своей любимой подруге свою любимую этажерку в подарок.

— А что, — сказала Клюква потом, — я правильно мыслила. Он хоть и дундук, а женщине поможет. Нынче только дундуки не отказывают.

Загодя договорились о сроке. Туча начала метать икру, позвонила мне на работу, и меня вызвали аж с совещания от главного инженера. (Я думала, что у меня дома что-то случилось.)

— Приходи, умоляю, — басом прорыдала Туча.

— А ты всех зовешь, что ли? — догадалась спросить я.

— Ну, не всех, а друзей только… Ну, там Ленку с Вадимом, Клаву, Эдика…

— Дура!!! — завопила я. — Сейчас же отменить!

— Хорошо, — испугалась она, — но уж ты-то… Ты одна, а?

— Я приеду. Точка.

И хорошо, что я пришла. В ожидании этажерки эта дура вырядилась в какой-то карнавальный костюм с декольте, привезенный ей английским кузеном, бывшим хиппи. У русского человека не хватит воображения представить себе, что это была за хламида и куда в ней можно ходить. По крайней мере, ждать в таком наряде этажерку было бы несколько странно. Я мало знала Герасимова, хотя то, что узнала о нем тогда на суде, на мой взгляд, характеризовало его раз и навсегда, а потому можно было себе представить, что бы с ним сталось, увидь он свою преследовательницу такой шикарной и разодетой. Да он бы просто умер со страху. Времени до вноса этажерки осталось немного, я хотела приказать ей переодеться, но она встала на дыбы.

— Ты ничего не понимаешь, — сказала Туча. — Он все время видел меня в джинсах, и вообще… Я была неженственна, вот в чем штука…

Она еще долго спорила, а потому, конечно же, раздеться разделась, но одеться не успела, и, когда прозвенел звонок, схватила какую-то тряпку, какой-то халат, бывший в употреблении, с дырками, прорехами и без пуговиц, и, как кажется, была хороша, открывая дверь. Впрочем, Герасимов в первый свой приход ни разу не поднял на нее глаз.

По правде говоря, я долго опасалась, что первый его приход будет и последним.

А тут еще Клюква со своим благожелательным идиотизмом. Когда она, понукая Герасимова с этажеркой, ввалилась наконец в квартиру, то прежде всего заорала:

— Ну, Танька, с тебя полбанки. Я его привела!!!

С нами со всеми, включая бабушку и Анастасию, сделался легкий шок. Игра была проиграна, не начинаясь. (Лучше с умным потерять…)

— До сих пор этажерка была женского рода, — среди общего замешательства вдруг сказала Анастасия. — И потом, этажерку нельзя привести. Ее можно привезти. Чувствуете разницу? — это она Клюкве. — А этот вот человек — он ваш муж, Зинаида?

— Нет! Нет! — в один голос отреклись друг от друга Клюква и Герасимов.

— Да, да… — засуетилась бабушка. — А я думала, что это твой муж, Зиночка… Но это неважно, давайте пить чай…

— Не буду, — тихо, но веско сказал Герасимов.

Так вот. Он не будет. Не за тем пришел.

— Ну, одну чашечку, — сказала я.

— Нет.

— У нас и тортик есть…

— Я не люблю сладкого.