Наш знакомый герой

Галя уселась плотно, сидела, разглагольствовала обо мне, о мамуле, о мещанстве и пошлости. Петров стоял в дверях, ожидая моего знака, чтоб вынести Галю вместе с ее речами не только из квартиры, но, если я пожелаю, то и из микрорайона.

— В собственной душе надо искать опору, — говорила Галя, — и лучшее утешение для слабых душ — религия. Сами мы виноваты в своих бедах, ищи свою вину, как это делаю я. Недавно я встретила человека…

— Виктор не человек! — завизжала я.

— Речь не о нем. Я встретила брата по духу. Он научил меня смирять свои страсти…

— Какие у тебя страсти, уродка?!

— Я не обижаюсь на тебя… Мхараманджи научил меня не обижаться на слабых…

— Кто-кто?

— Мхараманджи… этот человек… он негр, и он открыл мне истину…

Это, должно быть, было очень интересно — про негра и про истину, но, согласитесь, со всеми этими высокими материями ей нечего было делать в моем доме. Не смирением пахло от ее визита.

— Заткнись, слабоумная! — закричала я.

Тут раздался звонок. Петров с вопросом посмотрел на меня. Я кивнула: открой.

И вот в квартиру царственно вступила Туча. Она бросила взгляд на меня, на враз замолчавшую Галю, на Петрова и будто все поняла.

— Так… — удовлетворенно сказала она. — Одна ворона уже тут… Геть отсюда…

Галя завертела своим тонким лисьим носиком, пытаясь изобразить высокомерное презрение, но с Тучей такие финты не проходят, Туча сделала стремительное движение к Гале, будто хочет ее прихлопнуть, как муху, и Гали враз не стало.

Туча осмотрелась, хмыкнула, взглянула на меня и расхохоталась. Мне тоже стало смешно, но вместо смеха получилось какое-то подхихикивание, неожиданно засмеялся и Петров. Туча воззрилась на него удивленно, потому что странный у него был смех, какие-то всхлипывания, икота какая-то, а не человеческий смех.

Он смутился от прямого взгляда Тучи, покраснел, подумал несколько минут и неожиданно выпалил:

— Вот и заведу! — и замолчал.

— Что ты заведешь, Юра? — по-учительски строго спросила Туча. — Говори яснее, если начал…

— Собаку заведу, — сказал Петров, подумал и развил мысль: — Заведу собаку. Кто сказал, что нельзя? Я же взрослый человек, кто мне может запретить…

Видно было, что в нем бушуют страсти, но больше он ничего не мог добавить.

— Да… — задумчиво протянула Туча, — где двое сумасшедших, там и третий.

— А чего, — огрызнулся Петров.

— Паша приехал, — коротко бросила Туча.

— Ты… видела его?

— А почему нет? Теперь я могу его видеть…

Да, если уж приезд Паши не образумил Тучу, то, значит, она действительно влипла.

— Ну, а что твой этот… как его? — я знала, «как его», но все еще не хотела признавать Герасимова и этой Тучиной любви.

— Дом расселяют, — мрачно сказала она.

— Ну и что?

— А то, что я больше не могу ходить в гости к Клюквиной… Я и так ходила туда, как на дежурство… А он… Знала бы ты, какой позор… какой позор… И все обстоит даже хуже, чем в тот день, когда был суд… Ну, и все такое… Я потеряла всякий стыд… Но с какой радости он должен мне ответить? Кто я такая?

— А он кто такой?

— Ну, он… Он… Он человек со своей жизнью, в которую я вломилась. Непростой человек, как все да свете. Вот мы с тобой думали, что Клюква простая, так ведь?

— Примитивная.

— Это на наш взгляд… А мой английский кузен, по-моему, влопался в нее… По крайней мере, заинтригован.

— Что-о-о?

— То-о-о! Он утверждает, что не встречал таких женщин… А где бы это он мог встречать их, таких? Ей плевать на его деньги и на его Англию, на фунты и «мерседесы». Она поставила себе целью выбиться в люди здесь, на своей улице… По-прежнему записывает умные слова и названия умных книг, чтоб их прочитать. И читает, понимая все шиворот-навыворот. Гордится тем, что не торгует в пивном ларьке, как ее мамаша. Гордится званием инженера, хотя какой уж она инженер… И ведь с детства не изменилась ну вот ни на столько… И она, по-твоему, простая? Обычная? Самые обычные — это наши с тобой альбиносы, да и то потому, что мы не хотим их знать. А если б дали себе труд, то ведь такое бы узнали… А может, ты себя считаешь простой?

— А что, сложная?

— Весьма… Что касается логики твоего поведения…

— Про нелогичность я знаю…

— Нет, не знаешь… Ты думаешь, я сейчас буду тебя упрекать и тыкать тебе свое «я же говорила», так? А я совсем о другой нелогичности. О высокой нелогичности твоей жизни.

— Ну вот, договорились — «высокая нелогичность»!

— Да! Высокая! Объясни мне, чем тебя не устраивала жизнь, которой большинство женщин могли бы только завидовать? Почему ты не могла успокоиться и все чего-то искала?

— Это ты о моих интрижках?

— И о твоих интрижках тоже. Потому что ты не могла согласиться жить без любви, вот как я… Да я по сравнению с тобой — трусиха и лентяйка. Я раскачалась, да поздно…

— Но результат один.

— Нет. Не один. Ты прелестная живая женщина в форме. А я… я могу только напугать человека, я навык утеряла, я училка… Да я… я с Пашей пошла на принцип — либо так, либо никак. А ведь все эти годы мы могли бы… да что говорить…

— Ну а что тебе мешает, если ты так теперь все понимаешь, что тебе мешает… с Пашей?