Наше шаткое равновесие

— Нет, человек десять. Все здесь. Никто туда не вышел после такого. Там мозги на асфальте. Выстрел. Все испуганы.

Медленно киваю, стеклянным взглядом смотря на бездыханное женское тело в ярко-синей куртке. Только этого всего нам не хватало. Ничем хорошим для заведения это не закончится.

— Жень, что делать-то?

— Ничего. Сейчас всех допросят и отпустят, не нервничай, Вилка.

— Не понервничаешь тут. До сих пор языком еле ворочаю, это надо, посреди дня…

— Да уж.

Непроизвольно вздрагиваю, моментально выделяя из толпы Игоря. Он явно только приехал. Дерганый какой-то. Злой. Это ярко выражено в его походке, мимике. Словно никого не замечая, Мурас подходит к уже накрытому черным пакетом трупу девушки и тянет шуршащую пленку на себя. Рывком. На мгновение замирает и как по щелчку пальцев превращается в другого человека. Движения ленивые. По лицу бегает ухмылка. Мне же становится жутко.

Отворачиваюсь, оседая на диванчик, здесь же, у окна. Никак не могу понять, что это было и что значит. Странная реакция. Непонятная и пугающая. Словно, открывая эту пленку, он ожидал увидеть что-то, точнее кого-то другого. Но то, что от его присутствия мне стало спокойнее, я не могу не признать.

— Господа, не расходимся. Сейчас следователь всех допросит, — громкий, сосредоточенный голос прорывается в сознание через мысли.

Поворачиваюсь, наблюдая за тем самым пареньком, которого на моих глазах избил Мурас. Он, словно пешками, командует перепуганными гостями и персоналом.

— Где следователь может расположиться?

— В моем кабинете, — подаю голос, — я покажу. Без всякого ожидания ответа направляюсь к себе. Впрочем, становлюсь и первой допрашиваемой. Пара вопросов, и меня отпускают. Свидетель я не очень. Ничего не видела.

Выхожу из кабинета, тихо прося зайти туда следующего. Делаю шаг в сторону кухни, чувствуя на своей руке захват. Не успеваю понять, что происходит, оказываясь в чьих-то крепких, словно тиски, объятиях.

Гадать, кому они принадлежат, не нужно. Я и так знаю. По запаху парфюма и чисто интуитивно. Игорь. Вдыхаю побольше воздуха, чувствуя, как паника последнего часа отступает. Волнение испаряется. Мне становится легче, спокойнее. Он словно забирает все мои переживания себе. Прикрываю глаза, до боли закусываю губу. Я готова разрыдаться. Эта тоска бешеная, неуправляемая, она вмиг вырывается наружу. Она отравляет все. Заставляет забыть о ярости, боли, обиде, ненависти. Обо всем. Она окутывает меня своими мягкими лапками, помогая вспомнить, как мне было хорошо. Вспомнить, что все это для меня значило. Вспомнить, а потом понять, что ничего больше нет. Все разбилось, как хрупкая хрустальная ваза. И не склеить. Слишком много осколков. Так много, что некоторые давно затерялись.

Он ничего не говорит. Только крепче прижимает меня к себе, но стоит мне немного пошевелиться, как объятия тают.

Он резко отстраняется, а в глазах, которые секунду назад отражали беспокойство, вновь встает холод. Он пугающий и, кажется, совершенно нескончаемый.

— Домой к ребенку езжай, — говорит таким тоном, что спорить я не могу. Нет сил, да и не хочу я здесь быть. Он прав, лучше уехать.

По пути к дому звонит Ромка. На нервах. Застрявший в аэропорту Чехии. Мне его не жаль. Впервые. Я знаю, что, как и всегда, все ляжет на мои плечи. Впервые за все время я чувствую себя уставшей и раздраженной. Мне не хочется решать проблемы, я хочу, чтоб это сделал кто-то за меня. Но это слишком нереально. За столько лет я успела выучить эту истину от и до.

Вернувшись с Полиной домой, почти сразу готовлю ужин. Рис, мясо, овощной салат. Все до неприличия просто.

Завариваю себе чай с мятой, сжимая кружку в руке.

— Малышка, кушать пойдешь? — заглядываю в комнату.

Дочь смотрит в окно, не шевелится. Словно не слышит или игнорирует.

— Полина…

— Мама, мама, там Игорь приехал. Он к нам?

— Возможно, — теряюсь, а саму окутывает какое-то странное тепло. Оно смешано с внезапной дрожью и едкими воспоминаниями его прикосновений.

Вздрагиваю, когда в дверь звонят. Полина уже несется в прихожую, а я никак не могу прийти в себя.

— Мамочка, нужно открыть, мамочка.

— Да, — улыбаюсь, поворачивая защелку.

Нажимаю на ручку, распахивая перед Мурасом дверь.

— При-и-и-ивет! — кричит дочь, а у меня в голове какой-то туман.

— Пригласишь? — он приподымает бровь, кидая на меня мимолетный взгляд, и сразу возвращает его к Полине. Когда он смотрит на нее, в нем словно что-то меняется. Он становится… становится… человечнее, что ли…

Киваю, отходя в сторону.

Все еще ощущаю растерянность. Игорь без всякого стеснения открывает шкаф и вешает туда пальто. По-хозяйски осматривает прихожую, вытаскивая из внутреннего кармана пальто шоколад.

— Она сегодня уже ела шоколад, потом.

Мурас кивает, всучивая мне эту шоколадку, и проходит в комнату. Медленно иду следом. Молчу. Эта тишина меня напрягает, но его, кажется, совершенно ничего не смущает.

Он спокоен, как танк.

Полина что-то щебечет, собирает по полу игрушки. Я же застываю рядом с ним в дверном проеме гостиной.

— Ты ей сказала?

Отрицательно мотаю головой, слыша его напряженный вздох.