Наше восточное наследие

Изменения в деревне — Изменения в городе — Фабрики — Торговля — Профсоюзы — Заработная плата — Новое правительство — Национализм против вестернизации — Свержение Конфуция — Реакция против религии — Новая мораль — Брак в переходный период — Контроль рождаемости — Ко-образование — «Новый прилив» в литературе и философии — Новый язык литературы — Ху Ши — Элементы разрушения — Элементы обновления

Когда-то менялось все, кроме Востока; теперь на Востоке нет ничего, что бы не менялось. Самая консервативная нация в истории вдруг стала, после России, самой радикальной, и волей-неволей разрушает обычаи и институты, которые когда-то были незыблемы. Это не просто конец династии, как в 1644 году; это линька цивилизации.

Перемены приходят в деревню в последнюю очередь, ибо медленная трезвость почвы не способствует нововведениям; даже новое поколение должно посадить, чтобы потом собрать урожай. Но сейчас семь тысяч миль железных дорог пересекают сельскую местность; и хотя за десятилетие хаоса и туземного управления они пришли в негодность, а война слишком часто привлекала их для своих целей, все же они связывают восточные деревни с городами побережья и ежедневно несут свои струйки западных новинок в миллион крестьянских домов. Здесь можно встретить такой дьявольский импорт, как керосин, керосиновые лампы, спички, сигареты, даже американскую пшеницу; ведь иногда, при такой бедности транспорта, доставка товаров из внутренних районов Китая в морские провинции обходится дороже, чем доставка их из Австралии или Соединенных Штатов.18 Становится ясно, что экономический рост цивилизации зависит от транспорта. Построено двадцать тысяч миль грунтовых дорог, по которым, с восточной нерегулярностью, ездят шесть тысяч автобусов, всегда полных. Когда бензиновый двигатель свяжет эти бесчисленные деревни воедино, произойдет одно из величайших изменений в истории Китая — прекращение голода.

В городах триумф Запада продолжается еще быстрее. Ремесла гибнут под натиском дешевых машинных товаров из-за границы; миллионы ремесленников барахтаются в безработице и попадают в пасть фабрик, которые иностранный и отечественный капитал строит вдоль побережья. Ручной ткацкий станок, все еще прядущий в деревне, молчит в городе; импортный хлопок и хлопчатобумажные ткани наводняют страну, и текстильные фабрики поднимаются, чтобы вовлечь обедневших китайцев в новое крепостное право фабрики. В Ханькоу горят огромные доменные печи, такие же странные и ужасные, как и все на Западе. Консервные заводы, пекарни, цементные заводы, химические заводы, пивоварни, винокурни, электростанции, стекольные заводы, обувные фабрики, бумажные фабрики, мыловаренные и свечные заводы, сахарные заводы — все они теперь высажены на китайской земле и медленно превращают домашнего ремесленника в фабричного рабочего. Развитие новых отраслей промышленности тормозится, потому что инвестиции не решаются в мире, охваченном перманентной революцией; этому препятствуют трудности и дороговизна транспорта, нехватка местного сырья и та любезная китайская привычка, которая ставит семью выше всех других лояльностей и превращает каждый родной офис и фабрику в гнездо гениального непотизма и некомпетентности.19 Торговля также затруднена внутренними тарифами и прибрежными таможнями, а также всеобщим требованием взяток или «выжимания»;20 Но она растет быстрее, чем промышленность, и играет центральную роль в экономических преобразованиях Китая.*