Нашествие 1812

Теплые погожие дни сменились ненастьем, хмарью и мелким холодным дождем, проселочные дороги обратились в гнусную грязь, однако армия, под прикрытием корпуса Раевского и казаков Иловайского, дерзко свернула на юг в опасной близости от неприятеля и вышла к Подольску, отказавшись от движения на Владимир. Здесь Кутузов зачем-то остановился на два дня, хотя Беннигсен рвал и метал, требуя скорее перейти на Калужскую дорогу. Конечно, неприятель легко мог предупредить движение русских войск, застигнуть на переправе или отбросить на Рязань, отрезав все иные пути. Но и на старуху бывает проруха. Добравшись до московского изобилия, Великая армия превратилась в орду мародеров, а сохранивший боеспособность авангард попался на хитрость храброго полковника Ефремова, увлекшего его к Бронницам. Когда неприятель понял, что перед ним всего лишь небольшой отряд казаков, и поспешно вернулся в Москву, армия была уже у Красной Пахры. Правда, командовавший арьергардом Милорадович быстро впал в беспечность и даже не высылал разъездов. Заняв под свою квартиру великолепную помещичью усадьбу, он устроил пир для генералов, а в это время неприятельский эскадрон подошел через сад к самому дому. Кабы не храбрый конвой, быстро вскочивший на конь и отразивший нападение, быть бы Милорадовичу добычей пруссаков.

В Красной Пахре армию отыскал полковник Чернышев, доставивший светлейшему от императора общий план военных действий. Ловушка, в которую Наполеон забрался сам, должна захлопнуться: русские войска, действующие на Двине и Западном Буге, ударят неприятелю в тыл, тогда как главные силы атакуют его с фронта.

* * *

«Князю Невшательскому и Ваграмскому, начальнику главного штаба Великой армии.

Кузен, отдайте приказ, чтобы все военнопленные русские офицеры и унтер-офицеры, находящиеся в Данциге, Мариенбурге, Торне и Модлине, без промедления были направлены во Францию; пусть в крепостях на Висле останутся только солдаты. Сообщите генералу Лагранжу, что я не одобряю вашего решения от 4 августа, согласно которому вы разрешили русским дезертирам поступать в депо польских полков в Данциге; мое намерение состоит в том, чтобы сии дезертиры, если они прибыли именно как дезертиры, а не как пленные, были направлены во Францию; чтобы духу их не осталось в Данцигском гарнизоне. Что касается поляков, их можно распределить по полкам Великого герцогства и отправить в Модлин.

Наполеон».

* * *

Все необходимые бумаги были готовы, нужные вещи собраны и уложены – утром генерал Комаровский приехал на Каменный остров за последними приказаниями. Император повелел ему отправиться в Подольскую и Волынскую губернию, чтобы собрать с них вместо рекрутов двадцать тысяч лошадей для кавалерии, пока их не захватил неприятель (тамошние поляки будут тянуть с повинностью до последнего, а потом скажут, что их ограбили – дело известное), так может, есть новые известия о продвижении французов.

Александр Павлович склонился над секретной маршрутной картой России, расстеленной на большом столе, и не сразу заметил Комаровского. Тот стоял молча, боясь спугнуть его мысли.

– А, здравствуй! – Государь наконец-то увидел его. – Что, всё ли получил?

– Всё, ваше величество; совсем готов ехать, хотел только спросить, какою дорогой? На Смоленск ведь невозможно, разве на Москву?

Император казался слегка смущенным, хотя его голубые глаза были прозрачны.

– Ну конечно, на Москву, – сказал он после недолгого молчания. – Впрочем, поезжай, как Бог вывезет. Прощай, Бог с тобою.

Государь обнял Комаровского.

В Стрельне, у цесаревича, к которому Евграф Федотович приехал откланяться, он столкнулся с гофмейстером Озеровым.

– Как удачно, Петр Иванович! Ты, говорят, сейчас из Москвы – что, можно ли еще через нее проехать?

– Не знаю, – хмуро отвечал Озеров, – когда я выехал оттуда, французы были на Воробьевых горах.

…«Во всенародное известие, по Высочайшему повелению. С крайнею и сокрушающею сердце каждого сына Отечества печалью сим возвещается, что неприятель сентября 3-го числа вступил в Москву. Но да не унывает от сего великий народ российский. Напротив, да поклянется всяк и каждый воскипеть новым духом мужества, твердости и несомненной надежды, что всякое наносимое нам врагами зло и вред обратятся напоследок на главу их. Неприятель занял Москву не оттого, чтобы преодолел силы наши или ослабил их. Главнокомандующий по совету с присутствующими генералами нашел за полезное и нужное уступить на время необходимости, дабы с надежнейшими и лучшими потом способами превратить кратковременное торжество неприятеля в неизбежную ему погибель…»