Нашествие 1812

Кутузов! Кутузов! Кутузов! Весть пробежала по всей Первой армии подобно электрическому разряду; генералы спешили изъявить светлейшему свое почтение, офицеры весело поздравляли друг друга с переменой, солдаты, только что вяло шедшие с котлами за водой, теперь мчались к речке с криком «ура!». Приехал Кутузов бить французов! Барклая-де-Толли нет с нами боле!

Бывший и новый главнокомандующие объезжали позицию в широких крытых дрожках Кутузова. Выйти из них и осмотреть окрестности в подзорную трубу Михайла Ларионович не пожелал, однако нашел позицию выгодной и приказал ускорить земляные работы на укреплениях. Вернувшись, Барклай пошел писать рапорт государю, а Кутузов сел отдохнуть на простой скамье подле избы и сообщил окружившим его генералам, что завтра сделает армии смотр в восемь часов утра. До самой вечерней зори солдаты пели задорные песни вкруг дымных бивачных костров.

К назначенному времени полки были построены, однако главнокомандующий не явился. Весь штаб собрался в избе, отведенной под главную квартиру; Барклай был бледен как полотно: он услышал гром после вчерашнего удара молнии. Первым приказом Кутузова было отступать к Гжатску для присоединения идущих навстречу подкреплений. Зачем же отступать сейчас, когда найдена прекрасная, наивыгоднейшая позиция? Кутузов делает это нарочно, чтобы отобрать у Барклая сражение, которое он смог бы выиграть, лишить его лавров победителя!

Вторым приказом было увольнение от командования генерала Платова, которому Кутузов позволил покинуть армию и выехать в Москву. Все генералы потупились, но никто не возразил ни слова: всем было известно, что казачий атаман, довольно долго не притрагивавшийся к чарке, пока был на глазах у Багратиона, сорвался вновь, и беспорядочное его командование арьергардом стало причиной довольно тяжелых потерь. Арьергард, еще находившийся в Вязьме, поручили генералу Коновницыну с приказанием упорно защищаться на каждом шагу.

В полдень войскам объявили о новом отступлении. Известие восприняли без обычного ропота; до Гжатска было верст двадцать с небольшим. Там дожидался генерал Беннигсен, которого Кутузов вёз с собой от Вышнего Волочка, – еще один неприятный сюрприз для Барклая.

Дождавшись, когда главнокомандующий поспит после обеда, Михаил Богданович предложил ему осмотреть позицию при деревне Ивашково, в четырех верстах за Гжатском, где можно было бы дать сражение, когда генерал Милорадович подведет резервные полки. Кутузов охотно согласился.

Позиция была довольно выгодная, неприятелю пришлось бы переходить за речку, оставив ее в своем тылу. Беннигсен, однако, признал ее совершенно неудобной. С трудом сдерживая раздражение, Барклай спросил у него, в чём же, по его мнению, недостатки сей позиции. Генерал показал на обширный лес впереди центра, отстоявший на полтора пушечных выстрела: неприятель скроет там все свои приготовления к атаке и через него же прикроет неудачи в случае отступления. Вспылив, Барклай напомнил ему, что они не в Аравийской пустыне, если искать безлесную местность, так они во всей России не найдут приличной позиции. Может, Беннигсену известна другая, удобнейшая? Кутузов согласился с Барклаем и заявил, что сражение будет дано на этом месте.

Вся армия подтянулась к Ивашкову к восьми часам вечера и расположилась на ночлег; к утру появился Милорадович с подкреплением. В мундирном сюртуке без эполет и в белой фуражке с красным околышем, с офицерским шарфом через плечо и с нагайкой на ремне, Кутузов вышел на крыльцо. Казак подставил ему под ноги скамейку, главнокомандующий с трудом взобрался на спину маленькой, но крепкой лошадки и поехал к биваку гвардейской пехоты. Крики «ура!» приветствовали его грузную сутулую фигуру. Утро было ясным, на небе ни облачка, и только одинокий орел выписывал круги над самой головой светлейшего князя. Кутузов снял фуражку, обнажив седую голову.

– Здравствуй, добрый вестник! – воскликнул он.

– Ура! – грянуло войско.

Объехав один только лагерь, главнокомандующий вернулся назад; казак со скамейкой следовал за ним.

Солдаты принялись строить укрепления, но у Барклая сосало под ложечкой из-за дурного предчувствия. Приказом по армиям начальником главного штаба был назначен генерал Беннигсен, дежурным генералом – полковник Кайсаров, их приказания должны были почитаться приказами самого Кутузова, а Коновницыну полагалось рапортовать непосредственно Беннигсену и получать предписания от него. Князь также пожелал держать при себе полковника Толя, которого хорошо знал, и тем оставил Первую армию без квартирмейстера. Барклай-де-Толли уже не в счет? Как будто нет его? Так может, и обещанного ему сражения тоже не будет?

В восемь часов пополудни армия получила приказ выступать на Дурыкино, отправив все обозы и транспорты за Можайск, а всех больных – в Москву. Арьергард должен был сдерживать неприятеля, до вечера не пуская его в Гжатск.