Наши беседы

В 1978 году мы были с Николаем Петровичем в Джезказгане. Этот город находится в пустыне, и его население в основном состояло из бывших заключенных, ссыльных и высланных из Поволжья и с Украины немцев. С местными братьями мы посетили остатки бывшего лагеря, полуразрушенные стены с колючей проволокой, бараки. Прошли на медные рудники, спустились в глубокие карьеры, откуда заключенные вывозили на себе руду. Многие братья полегли под этими желто-серыми глыбами.

Так вот, в этом лагере в конце 40-х и в начале 50-х годов вместе с другими братьями добывал и вывозил руду и Степан Герасимович Дубовой. После смерти Сталина он, будучи на бесконвойке, стал посещать семьи немцев и пробуждать их. В результате образовалась небольшая община ЕХБ и открылось собрание. Когда же Степан Герасимович освободился, то он не бросил эту церковь и не поехал в свою цветущую Молдавию, а вызвал семью и поселился в ужаснейших условиях, какие можно только себе представить: среди груд породы и щебня несколько казахских саклей, сложенных из грубого и дикого камня в поселке, названном Петрахом. Ни электричества, ни дров, ни воды. Летом - нестерпимая пустынная жара, зимой - жгучий морозный ветер. Когда мы смотрели на это, мне вспоминался в Армении, в далеком горном Зангизурском районе "пещерный город" Герусы. Петрахом - это советско-казахский город смерти Герусы.

Вот о таких подвижниках и героях веры нужно было бы записывать Петерсу и Мисируку для примера грядущим поколениям. Ошибки же правильней исповедовать не чужие, а свои.

Вопрос:

Что можете сказать о брате М.Т.Шаптала и других служителях Братства?

Ответ:

Михаил Тимофеевич Шаптала, многолетний пресвитер Харцизской общины на Донбассе. Он был боящимся Бога служителем, культурным и образованным человеком. Все годы жил дома и работал служащим на предприятиях горной промышленности. Это был кроткий и мирный по своему укладу человек Божий. Несмотря на то, что ему трудно было укладываться в требуемые Советом Церквей рамки мышления и поведения, он мог уживаться и срабатываться со всеми. Я не раз был в доме Михаила Тимофеевича Шапталы и всегда видел в его кабинете на столе в небольшой рамке портрет Г.К.Крючкова. На мой недоуменный взгляд Михаил Тимофеевич отвечал что этот портрет каждое утро напоминает ему, что он всегда должен за него молиться.

Но вот и этот член Совета Церквей, с правом рукоположения служителей, зарегистрировал свою общину. Геннадий Константинович на своей пленке на совещании даже не назвал его по имени, а сказал: "Этот человек".

После совещания братья поручают мне поехать в Харцизск и объявить церкви о том, что она встала на широкий путь и исключается из рядов страдающего Братства. Я попросил, чтобы поехал со мной Николай Петрович Храпов. Братья не возразили, но присовокупили к нам и М.И.Хорева.

Приехали мы с Николаем Петровичем в воскресенье к утреннему собранию. Зашли в пресвитерскую, поприветствовались: братья были очень рады гостям. Мы попросили после служения оставить членов для членского собрания. Братья согласились. На утреннем собрании нам предложили слово. Но мы знали, что есть еще гости: приехал Яша Крекер с группой молодежи. Поэтому ограничились в заключении проповедью Николая Петровича.

Собрание было многолюдным, торжественным, покаялось человек 10 или 12. Михаил Иванович опоздал и прибыл к половине собрания.

В конце собрания пресвитер объявил, чтобы члены церкви остались для членского собрания. Мы с Николаем Петровичем не рассуждали, о чем и как говорить с членами. Находясь под впечатлением от тех благословений, которые только что пережили, мы предали все Господу и верили, что Он научит, что и как говорить.

Первому я предложил говорить Михаилу Ивановичу Хореву. Он отказался. Предложил Николаю Петровичу, и он сделал краткую, но содержательную информацию о жизни и работе Братства Совета Церквей за последние месяцы. Мы видели, с каким вниманием все слушали и как близко принимали к сердцу все утраты и боль Братства в связи с продолжающимися гонениями. Когда мы предложили преклонить колени и молиться, то живой поток слезных молитв долго возносился к небу.

Затем Николай Петрович и я выразили радость и благодарность Богу за мир и согласие, которые мы наблюдали среди братьев, и от всей души пожелали пресвитеру, его братьям- помощникам и всей церкви новых и еще больших благословений от Господа.

Михаил Иванович не добыл до конца членского собрания, извинился, что у него есть какие-то срочные дела, и уехал.

После собрания пошли на обед к Михаилу Тимофеевичу. В его кабинете неизменно продолжал стоять на столе небольшой портрет Председателя Совета Церквей в простой рамке. Теперь меня не смущало, а поражало, сколько всепрощения и любви было в этом израненном, но мудром сердце!

Примерно то же самое я мог бы скачать и о других, интересующих вас, отверженных братьях.

Вопрос:

Мы слышали еще в 70-е годы, что в отделенном Братстве практиковалось исцеление. Некоторые наши братья ездили в Рязань и как бы получили исцеление. В Джамбул приезжал