Наши беседы

Николай Петрович был твердых, как кремень, убеждений и несгибаемой воли, но когда видел себя в чем-либо виновным, то не оправдывался и исправлял ошибки. Он был способен пой I и в дом любого брата или сестры и плакать, как дитя, прося у них прощения. Николай Петрович имел незаурядный поэтический талант и писательские способности. Много работал как прозаик и писал поэмы, стихи. Писал и издавал книги, но это уже другая тема, Николай Петрович имел, как и все мы, духовную молодость и духовную зрелость, и свойственные каждому возрасту несовершенства и недостатки, проявлявшиеся иногда в некоторых крайних взглядах и в резких выражениях. Школа-то жизни его была в тюрьмах и лагерях, да и в Совете Церквей постоянная война то с ВСЕХБ, то с "оппозицией". Да и пример часто брать ему было не с кого.

Николай Петрович имел крайне отрицательное отношение к ВСЕХБ и называл его "станом отступников". Таким он с самого начала увидел ВСЕХБ еще по пути следования с Колымы, через работу печально известных старших пресвитеров, таких как Раевский, Арыскин, и, особенно, Л.М.Каракай, беспредельничавший в Средней Азии, и других. Крайне резко отзывался о братьях "оппозиции". Его статья в журнале "Вестник Истины" "Они поражены были в пустыне" говорит об этом. Он писал эту статью в самый разгар войны с оппозицией до 1976 года, когда не раскусил еще многих членов Совета Церквей и по-детски верил в непогрешимость проводимого ими курса. Совет же Церквей вторично опубликовал эту статью уже после смерти Николая Петровича, в 1982 году, и представил ее как предсмертное завещание потомкам. Здесь обнаруживается полная фальсификация статьи по времени, чтобы еще раз крепко ударить по братьям оппозиции, хотя сам Николай Петрович с 1976 года, последние шесть лет, резко изменил к этим братьям, как и к руководству Совета Церквей, свое отношение.

Но Господь повел его долиной уничижения и отвержения своими же братьями, которым он беспредельно верил. И Николай Петрович стал меняться на наших глазах. Навсегда исчез из его характера образ пылкого и воинственного Петра, рубающего ухо. Глубокое смирение и кротость, как венец, украсили его седую голову. Сердце его широко стало вмещать и Якименко, и Шепталу, и им подобных братьев. Резких прежних выражений об оппозиции уже никто от него не слышал. Излишняя строгость к другим сменилась пожеланиями всем добра и благодати.

В последних письмах из Мангышлака он писал: "Хочу больше и глубже смиряться под крепкую руку Божию". Таким мы знали Николая Петровича перед его уходом в узы. Таким глядит он на нас из своих предсмертных писем. Такого и хотели бы мы поставить в пример для христиан. В подобных образцах нуждается все человечество.

Вопрос:

Хотелось бы и нам познакомиться хотя бы с некоторыми из его предсмертных писем. Если можно, процитируйте нам главное, что особенно характеризовало его в последние годы.

Ответ:

Вот некоторые письма с сокращением. (Подлинники писем, написанные его рукой, я храню, как драгоценную семейную реликвию.)

15 Февраля 1982 года.

"Юрий Федорович с Анной Федоровной и с детками - мир, мир и утешение вам, родные мои, и благословение Грядущего да не отойдет от вас! Положилось на сердце мне, в день сегодняшний, лимитное мое письмецо отделить для вас. Письмецо твое получил 10.02., вник в него, потому что оно мне так ясно открыло переживания ваши, переживания семьи служителя времени тяжкого. Но и ваше искреннее, дружеское расположение встретил я в нем. Очень рад и благодарен Богу, что вы выбрались на чистый воздух, на добрый климат и близость лесочка и речки. Так и меня потянуло к подобным местам. Ведь это такая противоположность с моими, как ада с раем, но, слава Богу, что время моего перехода и возможность есть не та, что у богача с Лазарем. О нашей встрече совсем не знаю ничего, и представлений пока не имею, потому что без Елизаветы Андреевны Ташкент стал каким-то другим, а где и каким будет мой "Ташкент", не знаю. Бог усмотрит.