Наши тонкие струны

Макс и Крис поднимаются по широкой лестнице. Жесткий кейс с гитарой несет Крис, у Макса – сумка с вещами.

Отчим сам открывает им дверь, и его вид не предвещает ничего хорошего. Он стоит, скрестив руки на груди, и в упор смотрит на Максима. Мама за его спиной делает знаки Крис: пойдем, пойдем на кухню.

Они уходят, а Макс остается наедине с человеком, которого ненавидит больше всех на свете. С тех пор, как… В общем, всегда.

Он уже знает, о чем его спросят. Рано или поздно ему пришлось бы ответить. Только ответить ему нечего.

Его отчим это понимает. Он мог бы вообще ничего не говорить, но он все же разлепляет губы и цедит с усмешкой:

– Ну что, ворюга… говори, где мой мотоцикл?

062. Ты мне не сын

Макс рассматривает в зеркале свежий синяк на шее.

В ванной шумит вода. Это хорошо. Никто не услышит, как он всхлипывает от боли. И от жалости к себе.

Он запоздало сжимает кулаки. Он застрелил бы этого чела, если бы у него было оружие. Но несовершеннолетнему не продадут даже газовый баллончик, не то что пистолет.

Отчим не дождался от него ответов. Да и особых вопросов не задавал. Просто чуть не придушил его, как щенка.

Мать с сестрой еле вырвали Макса из его рук.

– Ты отдашь мне все деньги до копейки, сучонок, – сказал он. – И еще столько же за крысятничество заплатишь.

И Макс отдал все свои смятые бумажки.

Он просто испугался. И такое бывает с мальчиками. Он был готов пойти на что угодно, лишь бы сейчас его отпустили.

– Здесь мало, – говорит отчим. – Учти: ты теперь на счетчике. И мой моральный ущерб растет с каждым днем.

– Я постараюсь…

– Куда ты денешься, гаденыш? Если за неделю не вернешь деньги, я тебя урою. Ты мне не сын, подохнешь – не жалко.

Напоследок он щелкнул пасынка по лбу – у того даже искры из глаз полетели. Пальцы у него сильные. Он же когда-то играл на гитаре.

И вот теперь Максим тихо плачет в ванной. Мама тихо плачет на кухне. А Крис не находит себе места в своей комнате. Ну, то есть в своей половинке комнаты.

Макс возвращается, накинув на шею полотенце наподобие шарфика.

– Максим… что он с тобой сделал? – Крис стягивает с него шарфик. Уродливые кровоподтеки посинели еще больше. Это словно отпечатки пальцев, сильных и злых.

Крис гладит брата по голове, как маленького, и тот заливается слезами.

– Макс… – говорит она. – Дурачок ты наш… Ну зачем ты такое натворил? И куда ты дел эти деньги?

– Я… хотел для Маши…

Крис все понимает. Понимает даже больше, чем думает Макс.

– Жди здесь, – говорит она.

И направляется в гостиную.

Тот человек расселся на диване перед телевизором с бутылкой вискаря. Вот уже несколько лет подряд это его основное занятие.

– Ты мне хочешь что-то сказать? – спрашивает он, даже не повернув головы. – Что-то, чего я еще не знаю?

– Забери деньги. Получи все, что у меня есть. И подавись.

Крис вынимает телефон. Включает онлайн-банк. Переводит ему все гонорары Кристалликов. Отчим ждет, ухмыляясь, когда деньги упадут ему на счет.

– А что, неплохо, – говорит он. – Чего бы еще так выгодно загнать?

– Сволочь. Не трогай моего брата своими вонючими руками. Никогда. И ко мне больше не прикасайся.

Он с деланным любопытством рассматривает свои руки:

– Странно. Раньше ты была не против.

– Ты сволочь, – говорит Крис. – Если ты докопаешься до Макса, я тоже напишу заявление в полицию. Что ты занимаешься… растлением малолетних. На своей гребаной даче.

– О чем ты? Не пойму.

– Поймешь, когда на допрос приведут. В наручниках.

– Как это грубо. И ты такое говоришь… практически родному человеку?

– Ты не человек. Ты извращенец.

Отчим приподнимается с дивана. Встает в полный рост:

– Это оценочное суждение. Где свидетели? Где потерпевшие?

– Перед тобой.

Он кривит рот в усмешке.

– Ты ничего никому не расскажешь. И не говори мне, что это не так.

– Ты меня еще не знаешь.

– Знаю. Я тебя знаю… лучше всех.

Он делает шаг к ней. Хочет положить лапищу ей на плечо. Когда-то раньше она повиновалась. Она слушалась его руки, как инструмент слушается хорошего гитариста. Он и был хорошим гитаристом.

Но сейчас она больно бьет его по лицу. Это не игра. И пальцы у нее тоже сильные.

На его щеке проступает бордовое пятно.

– Ишь ты, – говорит он. – Моя школа. Но это даже к лучшему.

Одним рывком он разворачивает ее спиной. Держит ее за руки. Крис не может высвободиться.

– Если ты скажешь хоть слово, я сломаю тебе пальцы, – говорит он ей на ухо. – И ты никогда не сможешь играть на гитаре. Как я когда-то после перелома. А если станешь ныть, тупо прибью. Мне терять нечего.

Внезапно в прихожей загорается свет. Это Макс стоит там.

У него в руках нет ни ружья, ни кухонного ножа, ни бейсбольной биты. Только телефон с включенной камерой.

– Плюс один свидетель, – говорит Макс. – Если что, идет прямая трансляция на канал.

– Точнее, плюс два, – говорит мама, появляясь за спиной сына. – Не думай, что я ничего не знала. Я знала.

Маму Кристины и Макса зовут Надежда. Она врач, и у нее крепкие нервы.

– С-семейка уродов, – отзывается отчим. – Ну что, вот все и кончилось. История вышла не слишком красивая… зато музыкальная.