– Маш, – говорит она. – Слушай, пожалуйста, внимательно… и даже не спорь со мной. Просто подожди, не уходи никуда. Я скоро буду.
064. Crystals of Death
Крис приезжает за полчаса. Выпрыгивает из такси и бежит к проходной.
– Я тоже студентка, – говорит она на вахте. – Вот студбилет. Пропустите, мне некогда.
– Специально прослежу, чтобы вовремя покинули территорию, – обещает охранник.
Проследи, проследи. Все это неважно. Важно только то, что прислала ей Машка двадцать минут назад.
Это было голосовое сообщение. Точнее, последний куплет из «Что-то может случиться». Машка напела его прямо в телефон, как когда-то в парке, в кабинке на колесе обозрения:
Когда-то эти строчки сочинились у Крис сами собой, в автобусе на Троицком мосту, и она до сих пор понятия не имеет, что они должны означать. Так бывает с авторами песен: ты запускаешь руку в мировое облако, в котором хранятся все ненаписанные тексты, и выхватываешь оттуда, что подвернется, если оно подходит по размеру. А потом выдаешь это за вдохновение.
Но слушатель все равно хочет тебя понять. Войти с тобой в резонанс. По-другому это не работает. И если это получается, ты – хороший поэт, даже если ничего не понимаешь в собственных текстах.
Когда Крис услышала сообщение, непрошенные мурашки пробежали у нее по спине. «Можно побыстрее», – попросила она у таксиста, и тот послушался.
И вот Крис решительно дергает за ручку двери. Не заперто. Уже это довольно странно, но еще страннее то, что она увидит дальше.
– Маша! – окликает она с порога.
Ее подруга сидит на кровати, поджав ноги. Шторы опущены. На столе горят одноразовые свечки, зачем-то выложенные треугольником. Пять высохших роз сорта «Candlelight» (когда-то – нежно-бежевых) теперь почти осыпались, но по-прежнему торчат в стеклянной вазочке, куда их поставил Максим – сам порозовевший в тот день от смущения не хуже своих цветочков. Сломанный стул так и лежит в углу.
– Привет, – говорит Маша, спрятав лицо под маской.
Крис плюхается на кровать рядом:
– Да что с тобой опять? Что, блин, за некромантика?
Машка как будто не слышит вопроса.
– Хорошо, что ты пришла, – говорит она. – Успеем попрощаться. Я как раз собираюсь… домой. В Архангельск.
Крис остается внимательной, даже когда волнуется. Ни сумок, ни дорожных чемоданов нигде не видно.
– Мы не прощаемся, – говорит она. – Никуда ты не поедешь. Ты сейчас ко мне поедешь. Мама разрешила…
– Не-ет…
Маша смотрит на нее так, как еще никогда не смотрела. Даже в их первый день, когда они только познакомились в коридоре культурного института.
Она смотрит на нее, как на чужую.
Минутку. А что это лежит у нее на столе, рядом со свечками? Что-то такое предательски яркое, отдаленно знакомое, что Машка не успела вовремя спрятать?
Крис тянет руку и хватает сразу две упаковки популярных успокоительных таблеток в блестящих блистерах. Слава богу, они еще не вскрыты. Бутылка воды стоит тут же, уже приготовленная к ритуалу. Спасибо маме, Крис успела вовремя.
– Это, блин, твой Архангельск? Это вот так ты хотела прощаться? – Крис стучит кулаком по столу так, что свечки подпрыгивают, а с роз осыпаются лепестки. – Кто после этого предатель? А? Скажи?! Тебе пофиг на свою жизнь – а обо мне ты подумала? Как я без тебя буду? Ты бессовестная, бесчувственная змея! Девочка-Уэнздей!
Маша закрывает лицо руками и смотрит на нее сквозь пальцы. А потом говорит очень тихо:
– Зачем это все? Я так устала. У меня ничего не получилось. Ты все время уговариваешь меня, уверяешь, что это не так… но я-то знаю. Мне не подходит ваш Питер. Зря я сюда приехала. Вообще зря. Я… просто дурочка из провинции. Ты говоришь, у меня какой-то там уникальный голос? Ну и где он уникальный?
Крис следит за ее взглядом. На постели лежит машкин телефон, а в нем открыта страничка проекта «Ника TEENS».
– Смотри, как у них шикарно получилось, – говорит Маша.
Крис берет телефон и запускает последнее видео. Оно вышло сегодня утром, и у него уже пятьдесят тысяч просмотров.
Это съемки с фестиваля новой музыки. Три песни подряд, почти без пауз. Главная героиня, конечно, Ника. Ее крупные планы чередуются с кадрами, где шумит и волнуется публика. Кристалликов на видео почти что и нет. Пару раз видно Серегу с джаз-басом наперевес. Видны его мускулистые руки и светлые волосы, уже мокрые от пота (здесь Крис хмурится). На гитарном соло камеры переключаются на общие планы. Гитаристку отрезали при монтаже.
Соло кончается, и на сцене опять Ника с микрофоном. Оказывается, если снимать с нужного ракурса, ее фигура в белой курточке выглядит эпично и героически.