Наши за границей

Въ палаткахъ индйцевъ шла стряпня. Оставшіяся въ палаткахъ женщины, очевидно, приготовляли ужинъ для своихъ мужчинъ, гарцующихъ въ настоящее время на арен. Николай Ивановичъ, Глафира Семеновна и землякъ подняли войлокъ висвшій у входа, и вошли въ одну изъ такихъ палатокъ. Тамъ было дымно. Горлъ костеръ, разложенный на земл, и надъ костромъ вислъ котелокъ съ варящейся въ немъ пшенной кашей. Около костра на корточкахъ сидли дв женщины — одна старая, другая молодая. Старая мшала деревянной палкой кашицу въ котл. Молодая, имя въ рук серповидный коротенькій ножъ, разрзала мясо на мелкіе кусочки, продлывая эту работу прямо земл съ притоптанной травой. Женщины были однхъ только шерстяныхъ короткихъ и чрезвычайно узкихъ юбкахъ полосатаго рисунка и въ грязныхъ рубашкахъ безъ рукавовъ. Ноги у обихъ были босыя. Голова старой женщины была повязана пестрымъ платкомъ; молодая женщина простоволосая, но за то на ше имла нсколько нитокъ цвтныхъ бусъ. При вход постителей женщины заговорили что-то на своемъ нарчіи. Наконецъ молодая стрльнула глазами въ сторону Николая Ивановича, поднялась съ земли и, подойдя къ нему, положила ему на плечи руки и улыбнулась.

— Мосье… Ашете абсангъ… Ашете абсантъ пуръ ну… — сказала она и стала ласково трепать Николая Ивановича по щекамъ.

— Брысь, брысь!.. — замахалъ тотъ руками и пятясь.

Но женщина не унималась. Она схватила его за руки и стала притягивать къ себ, какъ-бы стараясь, чтобы онъ ее поцловалъ.

— Да чего ты пристала-то, черномазая? — бормоталъ Николай Ивановичъ, стараясь высвободить свои руки изъ рукъ женщины, но та была сильна, и это не такъ легко было сдлать. Она продолжала Держать его руки и говорила все ту-же фразу:

— Ашете абсантъ пуръ ну, ашете абсантъ.

— Она проситъ, чтобы вы купили ей анисовой водки, — перевелъ землякъ Николаю Ивановичу.

— Водки? Такъ чего-же она мн руки-то ломаетъ! И вдь какая сильная, подлецъ!

Николай Ивановичъ косился на жену. Та уже вспыхивала, блдня и красня отъ ревности, и наконецъ проговорила:

— Вотъ пахалка-то! Николай Иванычъ! Да что-жъ ты стоишь-то, да за руки ее держишь! Пойдемъ вонъ… Выходи…

— Она меня держитъ, а не я ее… Пусти, черномазая! — рванулся онъ, вырвавъ одну руку, но женщина, улыбаясь и показывая блые зубы, держала его за другую и бормотала:

— Ашете абсантъ, ашете абсантъ.

— Николай Иванычъ! Да что-жъ ты въ самомъ дл!.. — возвысила голосъ Глафира Семеновна. — Вдь сказано, чтобы ты выходилъ!

— Душечка… Она меня держитъ…

Онъ потянулся къ выходу и, такъ какъ его держали, вытащилъ за собой изъ палатки женщину. Та, предполагая, что Николай Ивановичъ согласился уже купить ей абсенту и сейчасъ поведетъ ее въ ресторанъ, обняла его другой рукой за шею, поцловала и заговорила:

— Мерси, мерси… Аллонъ, аллонъ…

Но тутъ Глафира Семеновна не выдержала. Она взмахнула дождевымъ зонтикомъ и съ крикомъ: «ахъ, ты подлая индйская морда!» ударила женщину по голов. Взвизгнула въ свою очередь и женщина. Увидавъ, что ударъ нанесенъ ей Глафирой Семеновной, она выпустила изъ рукъ руку Николая Ивановича, бросилась на Глафиру Семеновну и вцпилась въ ея ватерпруфъ, сверкая глазами и бормоча непонятныя слова. Глафира Семеновна разсвирпла и тоже держала ее за воротъ рубахи.

— Меня хватать? Меня? Ахъ, ты индйка мерзкая! Да я теб вс бльмы твои выцарапаю… бормотала она.

— Глаша, оставь, оставь… — началъ было Николай Ивановичъ, оттаскивая за плечо жену, но было уже поздно…

Въ одно мгновеніе Глафира Семеновна и индіянка вцпились другъ дружк въ волосы и упали на траву, барахтаясь и царапаясь.

— Господи! Да что-же это такое! — воскликнулъ Николай Ивановичъ и бросился разнимать дерущихся. Землякъ! Да что-же вы-то сложа руки! стоите? Помогите и вы! — закричалъ онъ земляку.

Землякъ тоже началъ разнимать. Онъ слъ на индіянку и старался отдернутъ ея руку отъ Глафиры Семеновны; но тутъ выбжала изъ палатки старая индіянка и, заступаясь за молодую, принялась тузить кулаками по спин земляка, Глафиру Семеновну и Николая Ивановича. Сдлалась общая свалка. Къ происшествію между тмъ, заслыша крики, подбгали гарсоны изъ ресторана, путаясь. въ своихъ длинныхъ блыхъ передникахъ; стремились мальчишки индйцы.

Кое-какъ сцпившихся женщинъ растащили. Женщины еле переводили духъ и каждая но-своему выкрикивала угрозы.

— Наглая индйская тварь! Потаскушка! Въ моихъ глазахъ и вдругъ сметъ къ моему мужу Цловаться лзть! Я покажу теб, мерзавка! — слышалось у Глафиры Семеновны. Бормотала что-то и индіянка, показывая кулаки. Шляпка Глафиры Семеновны валялась на трав, вся измятая, валялся и переломанный зонтикъ. — Ахъ, срамъ какой! Ахъ, срамъ какой! Глаша, Глаша! Да уймись-же… — говорилъ Николай Ивановичъ, передавая растрепанную Глафиру Семеновну тоже растрепанному и безъ шляпы земляку, и принялся поднимать шляпы и зонтикъ.

Гарсоны и собравшаяся публика, держась за бока, такъ и покатывались со смха.

LXII

Когда супруги пришли въ себя, то прежде всего они набросились другъ на друга съ упреками.