Наши за границей. Где апельсины зреют

– Фу-ты, пропасть! Такой город и вдруг по-хмельному зовется: ром! А еще папа живет! Стало быть, белый и красный ром-то оттуда к нам и привозится?

– Да почем же я-то знаю, Иван Кондратьич! Нас об винах в пансионе не учили.

– Та же самая дорога, что в Рим, что в Монте-Карло, теперь уж я вижу… – продолжал Николай Иванович, вынимая из кармана карту железных дорог и смотря в нее.

Заглянула в карту и Глафира Семеновна и сказала:

– Действительно, та. Вот Ницца, откуда мы едем, – ткнула она пальцем, – вот за красной чертой Италия. Видишь, написано: Италия? Вот мы так поедем в Италию, потому что другой дороги из Ниццы нет А вот по пути и Монте-Карло. Вот оно напечатано: Монте-Карло.

– Мимо вертепа, стало быть, поедем? – спросил Конурин Глафиру Семеновну.

– Мимо, мимо.

– Вот с удовольствием-то плюну на станции.

– И я с тобой вместе, – подхватил Николай Иванович.

– А как это глупо будет. Словно дети… – сказала Глафира Семеновна. – На котором месте ушиблись, на то и плюют. Совсем бородатые дети.

Остановились у станции. Носильщики потащили багаж. Сопровождавший омнибус человек из гостиницы стал спрашивать, куда сдавать багаж.

– Ром, Ром, Ром… – твердила Глафира Семеновна.

– В Ром или в Коньяк, но только вон из вашего славного города Ниццы, – прибавил, смеясь, Конурин.

Человек из гостиницы повел их к кассе, сдал багаж, купил им билеты до Рима и заговорил, что-то объясняя.

– На итальянской границе нужно будет пересаживаться в другие вагоны, – перевела Глафира Семеновна. – Но зато эти билеты действительны на четырнадцать дней, и мы по пути если захотим, то можем на каждой станции останавливаться, – весело прибавила она.

В голове ее в это время мелькнула мысль, что во время пути она, может быть, успеет уговорить мужа и Конурина сойти в Монте-Карло и остаться там часа на три до следующего поезда, чтобы отыграться в рулетку.

– Где тут останавливаться! – махнул рукой Николай Иванович. – Прямо в Рим. Из Рима в Неаполь, оттуда в Венецию – и домой…

– Да-да… В Рим так и въедем. Пусть ромом нас угощают… – подхватил Конурин и опять прибавил: – Скажи на милость, вот уж не думал и не воображал, что Рим – хмельной город.

Человек из гостиницы, исполнив свою миссию по сдаче багажа и покупке билетов, привел Ивановых и Конурина в залу первого класса, поставил около них их саквояжи и пледы с подушками и, сняв фуражку, остановился в ожидающей позе.

– Что? Пур буар теперь? На чай хочешь? – спросил, улыбаясь, Николай Иванович. – А зачем путешественников в гостинице грабите? Мы – рюс, вы – франсе, и должны в мире жить, потому что друзья, ами. Какое же тогда «вив ля Руси» с вашей стороны? На́ вот полчетвертака. А больше не дам. Не стоите вы, черти!

Он дал мелкую серебряную монету.

Через несколько минут подошел поезд из Марселя, отправляющийся до итальянской границы, и супруги Ивановы и Конурин засели в купе вагона.

Когда поезд тронулся, Конурин перекрестился.

– Ни из одного города не уезжаю с таким удовольствием, как из этого, – проговорил он.

– Есть чем хвалиться! Молчали бы лучше. Ведь это же серое невежество, и ничего больше, – отвечала Глафира Семеновна. – Люди со всех сторон сюда на отдых собираются, благодарят Бога, что попали в этот благословенный край, а вы радуетесь, что уезжаете!

– Да как же не радоваться-то, ежели не пито, не едено столько денег здесь посеяли!.. А оставайся больше – еще бы посеяли.

– Решительно ничего не известно. Бывали случаи, что люди до последнего рубля проигрывались, потом ставили этот рубль, счастье к ним обертывалось – и они уйму денег выигрывали. Сколько раз я читала об этом в романах.

– Да ведь романы-то – враки.

– Ах, Боже мой! Да самим-то вам разве не случалось наблюдать, что во время проигрыша счастье вдруг обернется?

– Случалось-то случалось, что говорить!

– Ну а в Монте-Карло вы всего только один вечер и играли. Разве можно судить о своем счастье по одному вечеру?

– Так-то оно так… Это действительно… Это грех говорить… Ну да уж уезжаем, так и слава Богу.

– Ничего не значит, что уезжаем. Поедем мимо Монте-Карло, можно и остановиться в нем. Наши билеты поездные на две недели действительны. Уговорите только моего башибузука остановиться, – кивнула Глафира Семеновна на мужа.

– Глаша! Не соблазняй, – крикнул тот.

Поезд бежал по самому берегу моря, то исчезая в туннелях, то вновь выскакивая из них. Виды по дороге попадались восхитительные, самые разнообразные: справа морская синева, смыкающаяся с синевой неба, слева скалистые горы и ютящиеся богатые виллы на скалах, утопающие в роскошной зелени.

– Фу, сколько туннелей! – говорил Николай Иванович. – Полчаса едем, а уже семь туннелей проехали.

– А где мы, милая барынька, позавтракаем? – спрашивал Конурин Глафиру Семеновну. – Где адмиральский час справим? У меня уж в утробе на контрабасе заиграло.

– Да в Монте-Карло. Чего еще лучше?

– А разве там поезд так долго стоит?

– Да зачем нам знать, сколько поезд стоит? Вы слышали, что билеты действительны на четырнадцать дней. Выйдем из поезда с нашими саквояжами, позавтракаем, а в следующий поезд опять сядем. Здесь поезда чуть ли не каждый час ходят.