Наши за границей. Где апельсины зреют

Вот обширная арена цирка, вот места для зрителей, вытесанные из камня, вот хорошо сохранившаяся императорская ложа с остатками каменных украшений, полуразвалившиеся мраморные лестницы, коридоры. Ивановы и Конурин бродили по Колизею, но, куда бы они ни заглядывали, итальянцы уж были впереди их и наперерыв бормотали без умолку.

– Что тут делать! Как их отогнать? – пожимал плечами Николай Иванович.

– Да не надо и отгонять. Пусть их идут и бормочут. Они бормочут, а мы не слушаем, – отвечала Глафира Семеновна, но все-таки незаметно поддавалась проводникам и шла, куда они их вели.

Вот в конце одного коридора железная решетка и лестница вниз, в подземелье. Пожилой проводник тотчас же остановился у решетки, достал из кармана стеариновую свечку и спички и начал манить Ивановых и Конурина в подземелье.

– Зовет туда вниз, – сказала мужу Глафира Семеновна. – Должно быть, там что-нибудь интересное. Может быть, это те самые темницы, где несчастные сидели, которых отдавали на растерзание зверям? Я читала про них. Спуститься разве?

– Да ты никак, Глаша, с ума сошла! Нацепила на себя бриллиантов на несколько тысяч и хочешь идти в какую-то трущобу, куда тебя манит неизвестный подозрительный человек! А вдруг он заведет нас в такое место, где выскочат на нас несколько человек, ограбят да и запрут там в подземелье? Алле, мосье! Алле! Брысь! Не надо! – крикнул Николай Иванович пожилому итальянцу и быстро потащил жену обратно от входа в подземелье.

Глафира Семеновна несколько опешила.

– Вот только разве что бриллианты-то, а то как же не посмотреть подземелья! Может быть, в подземелье-то самое любопытное и есть, – сказала она.

– Ничего тут нет, барынька, интересного. Развалившийся кирпич, обломки каменьев, и ничего больше, – заговорил Конурин, зевая. – Развалившийся-то кирпич и у нас в Питере видеть можно. Поезжайте, как будете дома, посмотреть, как Большой театр ломают для консерватории, – то же самое увидите.

Забежавший между тем вперед пожилой проводник-итальянец звал уже их куда-то по лестнице, идущей вверх, но они не обращали на него внимания. К Глафире Семеновне подскочил усатый проводник-итальянец и совал ей в руки два осколка белого мрамора.

– Souvenir du Coliseum… Prenez, madame, prenez…[118] – говорил он.

– На память от Колизеума дает камушки… Взять, что ли? – спросила Глафира Семеновна мужа.

– Ну возьми. Похвастаемся перед кем-нибудь в Петербурге, что вот прямо из Рима, из Колизеума, от царской ложи отломили. Конурин! Хочешь камень на память в Питер свезти из Колизеума?

– Поди ты! Рюмку рома римского с порцией их итальянских макарон, так вот бы я теперь с удовольствием на память в себя вонзил. А то камень! Что мне в камне! – отвечал Конурин и прибавил: – Развалины разные для приезжающих держат, а нет чтобы в этих развалинах какой-нибудь ресторанчик устроить! Нация тоже! Нет, будь тут французы или немцы, наверное бы уж продавали здесь и выпивку, и закуску.

– Едем, Конурин, в ресторан, едем завтракать. И я проголодался как собака, – сказал Николай Иванович.

Они направлялись к выходу из Колизеума. Проводники, заискивающе улыбаясь, снимали шляпы и кланялись. Слышалось слово «macaroni»…

– Что? На макароны просите? – сказал Николай Иванович, посмеиваясь. – Ах вы, неотвязчивые черти! Ну, вот вам франк на макароны. Поделитесь. Пополам… Компрене? Пополам… – показывал он итальянцам жестами.

Итальянец в усах пожимал плечами и просил еще денег, стараясь пояснить, что он должен получить, кроме того, за камни, которые он вручил Глафире Семеновне.

Та вынула из кармана кошелек и дала усатому итальянцу еще франк.

– Merci, madame, – любезно кивнул он и сунул ей в руку еще осколочек мрамора на прибавку, вынув его из кармана пиджака.

XXXVIII

Опять сели в коляску.

– Тратория! Манжата! – крикнула Глафира Семеновна извозчику, стараясь пояснить ему, что они хотят есть и что их нужно везти в ресторан.

– Макарони и рома! – прибавил Конурин, потирая руки. – Ужас как хочется выпить и закусить.

– Si, signor… si, signora… – отвечал извозчик, стегнул лошадь и трусцой повез их хоть и другой дорогой, но тоже мимо развалин, продолжая называть остатки зданий и сооружений, мимо которых они ехали. – Forum Julium… Forum Transitorium… Forum Trajanum…[119] – раздавался его голос.

– Заладил с своими форумами! – пожал плечами Николай Иванович. – Довольно! Довольно с твоими форумами! Хорошенького понемножку. Надоел. Ассе!.. – крикнул он извозчику. – Тебе сказано: траториум, манжата, вино неро, салами на закуску – вот что нам надо. Понял? Компрената?

– Si, signor… – улыбнулся извозчик, оборотившись к седокам вполоборота, и погнал лошадь.

– Однако как мы хорошо по-итальянски-то насобачились! Ведь вот извозчик все понимает! – похвастался Николай Иванович.

– Да, нетрудный язык. Совсем легкий… – отвечала Глафира Семеновна. – По книжке я много слов выучила.

Вот и ресторан, ничем не отличающийся от французских ресторанов.

Вошли и сели.