Наши за границей. Где апельсины зреют

– Что двадцать лир в сравнении с такой шальной испаночкой, которая вчера…

Глафира Семеновна вспыхнула:

– Господа! Если вы не перестанете!..

– Пардон, пардон… Ах, как трудно после трехнедельного шатанья среди купоросных барышень привыкать к замужней женщине!..

– Едемте, едемте, господа, в Помпею… – торопила Глафира Семеновна компанию.

Через пять минут они выходили из гостиницы.

– Рафаэль! Нанимай извозчиков и будь путеводителем! – кричал Граблин Перехватову. – Ведь из-за чего я его взял в Италию? Набахвалил он мне, что всю Италию как свои пять пальцев знает.

– Да я и знаю Италию, но только по книгам. По книгам досконально изучил. Садитесь, господа, в коляски, садитесь. На железную дорогу надо ехать. До Помпеи от Неаполя полчаса езды. Торопитесь, торопитесь, а то к утреннему поезду опоздаем и придется три часа следующего поезда ждать.

– А велика важность, ежели и опоздаем! – отвечал Граблин. – Сейчас закажем себе на станции завтрак… Чего-нибудь эдакого кисленького, солененького, опохмелимся коньячишкой, все это красным вином, как лаком, покроем, а потом со следующим поездом, позаправившись, и в Помпею. Рафаэль! Как эта пронзительная-то закуска по-итальянски называется, что я скуловоротом назвал?

– Да торопитесь же, Григорий Аверьяныч! Не желаю я до следующего поезда оставаться на станции! – кричала Глафира Семеновна Граблину.

– Сейчас, кара миа, миа кара… Ах, еще два-три вечера – и вчерашняя испанка в лучшем виде выучит меня говорить по-своему! – бормотал Граблин, усаживаясь в экипаж перед Ивановыми.

– Не смейте меня так называть! Какая я вам кара миа! – огрызнулась Глафира Семеновна.

– Позвольте… Да разве это ругательное слово! Ведь это…

– Еще бы вы меня ругательными словами!..

– Кара миа значит – «милая моя», иначе как бы испаночка-то?..

– И об испанке вашей не смейте упоминать. Что это в самом деле, какой саврас без узды!

Экипажи спускались под гору, извозчики тормозили колеса, ехали по вонючим переулкам. В съестных лавчонках по этим переулкам грязные итальянцы завтракали макаронами и вареной фасолью, запихивая их себе в рот прямо руками; еще более грязные, босые итальянки, стоя, пили кофе из глиняных и жестяных кружек. Экипажи спускались к морю. Пыль была невообразимая. Она лезла в нос, рот, засаривала глаза. То там, то сям виднелись жерди, и на этих жердях среди пыли сушились, как белье, только что сейчас выделанные макароны.

Наконец подъехали к железнодорожной станции.

– Я все соображаю… – сказал Граблин. – Неужто мы в этом отрытом городе Помпее никакого отрытого заведения не найдем, где бы можно было выпить и закусить?

Ивановы не отвечали. К экипажу подбежал Перехватов.

– Торопитесь, торопитесь, господа! Пять минут только до отхода поезда осталось, – говорил он.

Компания бросилась бегом к железнодорожной кассе.

L

До Помпеи компания доехала без приключений. На станции компанию встретили проводники и загалдели, предлагая свои услуги. Слышалась ломаная французская, немецкая, английская речь. Некоторые говорили вперемежку сразу на трех языках. Дабы завладеть компанией, они старались выхватить у мужчин палки, зонтики.

– Не надо! не надо! Брысь! Знаем мы вас! – кричал Конурин, отмахиваясь от проводников.

Какой-то черномазый, в полинявшем до желтизны черном бархатном пиджаке, тащил уже ватерпруф Глафиры Семеновны, который раньше был у ней накинут на руке, и кричал, маня за собой спутников:

– Passez avec moi… Premièrement déjeuner… restaurant Cook…[144]

– Господа! Да отнимите же у него мой ватерпруф… Ведь это же нахальство! – вопила она.

Граблин бросился за ним вдогонку, отнял у него платье и сильно пихнул проводника в грудь. Удар был настолько неожидан, что проводник сверкнул глазами и, в свою очередь, замахнулся на Граблина.

– Что? Драться хочешь? А ну-ка выходи на кулачки, арапская образина! Попробуй русского кулака!

Граблин стал уже засучать рукава, вышел бы, наверное, скандал, но подскочил Перехватов и оттащил Граблина.

– Ах, какое наказание! Или хочешь, чтобы тебя и здесь поколотили, как в Париже! – сказал Перехватов. – Господа! как хотите, но проводника для хождения по Помпеи нужно нам взять, иначе мы запутаемся в раскопках, – обратился он к компании. – Только, разумеется, следует поторговаться с ним.

– Какой тут еще проводник, ежели прежде нужно выпить и закусить, – отвечал Граблин.

– Нет-нет, Григорий Аверьяныч, оставьте вы пока выпивку и закуску, – сказала Глафира Семеновна. – Прежде Помпея, а уж потом выпивка. Посмотрим Помпею и отправимся завтракать. Нанимайте проводника, мосье Перехватов, но только, пожалуйста, не черномазого нахала.

– Позвольте-с… У меня башка трещит после вчерашнего! Должен же я поправиться после вчерашнего! – протестовал Граблин. – А то чихать мне и на вашу Помпею.

– Ну оставайтесь одни и поправляйтесь.