Наши за границей. Где апельсины зреют

Перехватов начал торговаться с проводниками. Один ломил десять лир (франков) за свои услуги, другой тотчас же спустил на восемь, третий – на семь и выговаривал себе даровой завтрак после осмотра. Перехватов сулил три лиры и мецца-лира (полфранка) на макароны. Проводники на такое предложение как бы обиделись и отошли в сторону. Вдруг подскочил один из них, маленький, юркий, с черными усиками, и произнес на ломаном немецком языке:

– Пять лир, но только дайте потом хорошенько на макароны.

Перехватов покончил на пяти лирах, но уже без всяких макарон.

– О, я уверен, что эчеленца добрый и даст мне на стакан вина… – подмигнул юркий проводник и, крикнув: – Kommen Sie bitte, meine Herrn![145] – торжественно повел за собой компанию.

Проводники-товарищи посылали ему вдогонку сочные итальянские ругательства.

– Рафаэль Маралыч! Зачем ты немчуру в проводники взял? – протестовал Граблин. – Лучше бы с французским языком…

– Да ведь ты все равно ни по-французски, ни по-немецки ни бельмеса не знаешь. Ты слушай, что я тебе буду переводить.

– Все-таки он будет немчурить над моим ухом, а я этого терпеть не могу.

Все следовали за проводником. Проходили мимо ресторана. Проводник остановился.

– Самый лучший ресторан… – произнес он по-немецки. – Здесь можете получить отличный завтрак. Hier können Sie gut essen und trinken…[146]

– Что? Тринкен? – встрепенулся Граблин. – Вот, брат, за это спасибо, хоть ты и немец. Из немецкого языка я только и уважаю одно слово – «тринкен». Господа! Как вы хотите, а я уж мимо этих раскопок пройти не могу. Пару коньяковых собачек на поправку вонзить в себя надо.

– Ах, Боже мой! И зачем этот паршивый проводник к ресторану нас привел! – негодовала Глафира Семеновна. – После, после Помпеи, Григорий Аверьяныч, вы выпьете.

– Нет, мадам, не могу. Аминь… У меня после вчерашнего задние ноги трясутся. Есть мы ничего не будем, но коньячишкой помазаться следует. Господа мужчины! Коммензи… На скору руку…

Мужчины улыбнулись и направились за Граблиным.

– Ах, какое наказание! – вздыхала Глафира Семеновна, оставшись у ресторана. – Пожалуйста, господа, не засиживайтесь там, – упрашивала она мужчин.

– В один момент! – крикнул ей Граблин и кивнул проводнику: – Эй, немчура! Иди и ты, выпей за то, что сразу понял, какие нам раскопки нужно.

В ресторане, однако, мужчины не засиделись и вскоре из него вышли, покрякивая после выпитого коньяку. Граблин сосал целый лимон, закусывая им. Их сопровождал на подъезд лакей ресторана, кланялся и, прося зайти после осмотра раскопок завтракать, совал карточки меню ресторана.

Вход в помпейские раскопки был рядом с рестораном. У каменных ворот была касса. Кассир в военном сюртуке и в кепи с красным кантом продавал входные билеты и путеводители. За вход взяли по два франка с персоны и пропустили сквозь контрольную решетку с щелкающим крестом на дорогу, ведущую в раскопки. Дорога была направо и налево обложена каменным барьером, и на нем росли шпалерой кактусы и агавы. Впечатление было такое, как будто бы входили на кладбище. Публики было совсем не видать. Тишина была мертвая. Все молчали, и только один проводник, размахивая руками, вертелся на жиденьких ногах и бормотал без умолка, ломая немецкий язык. Показалось небольшое здание новой постройки.

– Museo Pompeano… – указал проводник, продолжая трещать без умолка.

– Что он говорит? – спросил Перехватова Николай Иванович.

– А вот это Помпейский музей. Проводник говорит, что его осмотрим потом, на обратном пути.

– Еще музей? – воскликнул Граблин. – Нет, брат-мазилка, в музей я и потом не пойду. Достаточно уж ты меня намузеил в этом Неаполе. До того намузеил, что даже претит. Пять музеев с безрукими и безголовыми статуями и облупившимися картинами в три дня осмотрели. Нет, шалишь! Аминь.

– Каково невежество-то! – отнесся Перехватов к Глафире Семеновне, кивая на Граблина. – И вот все так. Вчера на статуи лучших мастеров плевал.

– Я не понимаю, Григорий Аверьяныч, зачем вы тогда в Италию поехали? – заметила Глафира Семеновна.

– Я-с?.. Само-собой уж не затем, чтоб эти музеи смотреть. Немецкие и французские рестораны и увеселительные места я видел – захотелось и итальянские посмотреть. Надо же всякой цивилизации поучиться, коли я живу по-полированному. Родители наши были невежественные мужики, а мы хотим новомодной цивилизации. Но одно скажу: лучше парижских полудевиц нигде нет! Ни немки, ни итальянки, ни испанки в подметки им не годятся. Вот, например, танцодрыгальное заведение «Мулен Руж» в Париже… Ежели бы такую штуку завести у нас в Питере…

– Брось, тебе говорят… – дернул Граблина за рукав Перехватов и кивнул на Глафиру Семеновну.

Граблин спохватился:

– Пардон… Пардон… Не буду… То есть решительно я никак не могу привыкнуть, что вы, Глафира Семеновна, настоящая дама!..

Начались раскопки. Проводник остановился около каменных стен здания без крыши, зияющего своими окнами без переплетов и входами без дверей, как после пожара. Проводник забормотал и пригласил войти внутрь стен. Расположение комнат было отлично сохранившись. Компания последовала за ним.