Наследие Десяти

Андрей так и не повернулся, по-прежнему не отрывая взгляда от окна. Я не видела его глаз, но заметила, как побелели костяшки его пальцев, когда он с силой сжал ладонь на подлокотнике. Линии лица юноши вдруг неожиданно показались мне такими же острыми, как у Питера Адлерберга, когда тот сжимал челюсти, пытаясь сдержать чувства, которые так и рвались против его воли.

– Когда мы дошли, он остановился и сказал мне, что я могу забыть о своей болезни, – продолжил Андрей. – И что с этого момента все будет по-другому.

– Как это… по-другому?

– Я тоже сначала не понял, а потом, когда мы вернулись, меня ждал учитель по истории, а после него пришел учитель по космической астрономии, а за ним еще один, и еще… Микробиология, точные науки, литература, языки, боевые искусства – с этого дня все действительно изменилось. Нейк всерьез взялся за мое обучение: напичкал расписание уроками с утра до ночи, чтобы, как он сказал, у меня не оставалось времени на болезнь.

– Он отказался от лечения?

Андрей посмотрел на меня как на слабоумную:

– Нет, разумеется, нет. Врачи по-прежнему были рядом. Вливали в меня литры лекарств, переливали кровь, делали необходимые процедуры: Нейк подключил всех профессоров, каких только было возможно. Но все это больше не было главным в моей жизни. Лечение стало подспудным процессом, неприятной рутиной, но не смыслом существования.

Я прищурилась:

– Хочешь сказать, это помогло? Я имею в виду авторский способ Брея лечить тяжелые генетические заболевания. Все что требовалось – это отвлечь тебя?

– Нет, – горько засмеялся Андрей, – жизнь по-прежнему была дерьмом, только теперь я больше уставал: дни напролет проводил в четырех стенах, подключенный к медицинской аппаратуре, а к бесконечным врачам, половина из которых вообще были машинами, добавились еще и учителя. Признаю, хорошие книги помогали забыться, и Нейк Брей стал приходить чаще, устраивая допросы с пристрастием по изученному материалу, чтобы оценить мой прогресс. – В темноте Андрей слабо передернул плечами. – Кроме этого мы редко разговаривали, но его присутствие, как ни странно, скрашивало те дни… Мы учились находить общий язык, и у нас получалось. Он рассказывал мне о Деванширских, чего моя мать всегда избегала, а также о других значимых фамилиях в лиделиуме, истории которых я, по его мнению, непременно должен был знать наизусть, чтобы в будущем вести дела. – Андрей коротко посмотрел на меня. – О да, Нейк Брей никогда не сомневался, что я поправлюсь, чтобы вести эти проклятые дела, о которых он так часто говорил…

– И он был прав, – заметила я.

– Это заслуга Доктора Харрис, – отмахнулся Андрей. – В конечном итоге ее новая вакцина дала положительный эффект, и у меня началась медленная ремиссия.

Я вспомнила лицо женщины, наполовину скрытое маской, – она была первой, кого я увидела, когда очнулась в Диких лесах. Вероятно, миссис Харрис состояла в числе тех, кто был с Андреем с самого начала восстания.

– Нейк заботился о тебе? – тихо спросила я. – Хоть немного в те дни, когда ты думал, что не выживешь. Говорил с тобой об этом хотя бы иногда?

– Мария, – болезненно скривился Андрей, – глупо романтизировать наши отношения и приписывать Нейку отеческие чувства. У меня есть семья, но Брей никогда не был ее частью. Мы заключили сделку: он обеспечивает безопасность моих родных и спасает мне жизнь, я даю свою поддержку и законное право выступить против Диспенсеров. Если тебе так не терпится нацепить какой-нибудь ярлык, то можешь считать нас союзниками или же партнерами, в конце концов. Но, повторюсь, мы не семья.

Андрей говорил холодно, четко отчеканивая слова, словно это было правило, которое мне следовало зазубрить. Я вздохнула и, обняв колени, положила на них подбородок.

– И что было дальше? После того как у тебя наступила ремиссия?

Лицо Андрея разгладилось:

– А дальше был… Алик. Одним утром он появился на пороге моей комнаты, явно чувствуя себя крайне неловко. Клянусь, он стоял там минут пять, пока я наконец не взбесился и не спросил, что ему нужно. Он весь раскраснелся, пытаясь что-то сказать, и в конечном итоге развернул свои записи и начал зачитывать какую-то ерунду про то, что для него большая честь познакомиться со мной, что его семья служила Деванширским тысячи лет и что для него не будет большей гордости, чем стать моим другом и служить еще столько же.

Я невольно улыбнулась:

– И ты, конечно, был польщен.

– Я сказал, что он безмозглый идиот, раз не способен думать своей головой и читает тупую заученную льстивую речь по указке родителей. И что мне не нужны друзья, которые хотят быть таковыми из-за моего имени. И тогда Алик сказал: «Слава Десяти».

Я качнулась вперед, выпучив глаза и с трудом удержавшись на месте.

– Что, так и сказал? Слава Десяти? После всего того, что ты ему наговорил?!

Андрей еле заметно улыбнулся, и его лицо словно осветилось изнутри.

– Да, так и сказал: «Слава Десяти, что ты не такой, как они мне говорили. Хочешь посмотреть на червей?»

– На червей?! – засмеялась я.