Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

От героя в повестях избавляются точно так же, как многие народы в разных частях земного шара избавляются от детей, чье существование — вызов социальной норме. У разных народов широко практикуется оставление или утопление таких младенцев. Например, существуют свидетельства, что континентальные кельты в случае сомнения бросали своих отпрысков в воды Рейна, чтобы определить, законным ли было их зачатие. «Если ребенок был незаконнорожденный, река поглощала его; если же он был рожден законно, то река милостиво прибивала его к берегу»[740]. Дж. Спик упоминает о подобной же практике у африканских народов, а в Индии новорожденных иногда помещали в плетеные корзины и пускали по реке: будущую касту ребенка определяли по тому, в каком месте корзину прибьет к берегу[741]. По ирландским законам незаконнорожденных детей в отдельных случаях «клали в кожаный ящик и отвозили в море — так далеко, чтобы с борта корабля еще был виден белый щит на берегу. Тогда ящик бросали в воду. Если волны прибивали ящик к тому же берегу, ребенок становился слугой сыновьям первой жены своего отца и был среди родичей как всякий незаконный сын»[742].

Подобно тому как боги и демоны сверхъестественны, а «внутренняя» и «внешняя пятина» экстратерриториальны, незаконный ребенок и герой стоят вне общества. Это сходство высшей и низшей категории аутсайдеров проявляется разными способами. Не только незаконнорожденные, как и герои, «бывают оставлены», вместо того чтобы просто подвергнуться уничтожению, но и традиционные способы наказания преступников весьма напоминают жертвенные ритуалы. В Индии за пределами кастовой системы существуют изгои, преступившие законы своих каст, и бездомные «святые мужи», из которых иные носят рубище или традиционное, крашенное охрой одеяние осужденного преступника — в знак того, что они умерли для общества[743]. Героя и то, как с ним обращаются, конечно, нельзя объяснить только незаконнорожденностью, хотя между этими двумя категориями есть определенная связь — сродство крайних противоположностей.

Враждебность, которой встречают рождение героя, персонифицируется по-разному. В одних повестях такую враждебность проявляет его собственная мать, или дед по матери, или дядя; в других — его отец, или мачеха, или король. Столь же различны и мотивы, заставляющие противиться его рождению. Но само сопротивление — одна из наиболее постоянных черт историй рождения, и не только в кельтской традиции, но и по всему миру[744]. Вторжение универсального в мир частного неизбежно вызывает сопротивление. Этот феномен — чудо, эксцесс, бросающий вызов всем изначальным предпосылкам мира как замкнутой и самодовлеющей реальности. Героя, вторгающегося «извне», необходимо изгнать как потенциальную опасность, как незаконного пришельца, который не вправе находиться здесь, как инцестуальную загадку или как уродство. И как мы видели, подобное отношение вполне обосновано. С точки зрения этого мира, универсальное может быть только хаосом. В интересах закона и порядка, нормальности и морали помеху из Иного мира надлежит поскорее уничтожить и забыть. Поэтому чудесный младенец должен быть оставлен на произвол дикой природы вне пределов упорядоченной жизни или отдан водам небытия, потустороннему хаосу, которому он принадлежит. Иногда ребенку отказывают в имени, и это тоже ставит его вне космоса, где все сущее имеет имя.

Не в пример обычным нежеланным детям ребенок-герой остается в живых. Вопреки своему чудесному происхождению, а может быть, и благодаря ему, он не уходит из земного мира. Однако второй раз он появляется инкогнито — это найденыш, чьи родители неизвестны. И его новое «вторжение» в этот мир происходит куда более решительно. Обычно находят его простолюдины, у которых он воспитывается до тех пор, пока по праву рождения не потребует места в более высоких кругах общества. Если сначала чудесный ребенок — изгой, то теперь у него есть место в доме кузнеца, среди рыбаков, пастухов или свинопасов. Это вполне согласуется с социальной доктриной Индии, согласно которой «до инициации мальчик теоретически был шудрой, т. е. тем, кто не допущен к ритуальному жертвоприношению. После инициации он становился брахманом, или воином, или земледельцем»[745], иными словами, был принят в одну из трех каст «дважды рожденных». Существуют упоминания и о том, что среди индийской знати было принято отдавать детей на воспитание крестьянам или пастухам, а в Кодекс Феодосия включен особый указ, запрещающий родителям отдавать своих детей на воспитание в семьи пастухов. Валлийские законы содержат статью о правах свободнорожденного ребенка, воспитанного крестьянами короля, а исландская поговорка гласит: «Ниже положением тот, кто воспитывает чужого ребенка»[746].