Наследники Белого слона

Не обращая на нас внимания, черноволосый стремительно прошел в морозильник. Откинув простыню, он жадно впился глазами в лицо покойного, и на его морщинистом лице пронеслась целая гамма чувств: от недоверчиво-радостного удивления ребенка, получившего вдруг игрушку, которую он так давно клянчил, а ему все отказывали, – до мстительной радости злобного хищника, которому неожиданно достались на ланч потроха ненавидимого им более сильного и крупного врага.

Всласть налюбовавшись на дядюшку, он сказал:

– Дохлый – он гораздо симпатичнее… Как тебе удалось заманить лису в капкан?

– Мы с ним старые друзья, – хихикнул Редж.

– Ладно, этот пусть пока полежит… – и с этими словами черноволосый резким движением накинул на покойника простыню, – так захлопывают прочитанную книгу, к которой уже не вернутся.

– А с этими чё? – спросил Головастик.

Черноволосый медленно обошел нас кругом, словно крестьянин, приценивающийся на ярмарке к лошадям, и остановил свой взгляд на Александере.

– Господин ученый, помнится, с недавних пор стал брезговать нашим знакомством, дескать, недостаточно мы образованы и манеры у нас не те, а напрасно – ведь могли бы отлично ладить!

– Отпустил бы ты меня, Итальянец… – угрюмо-просительно сказал Джем.

"Меня…" – слышали? То-то Очкарик плевался!

– …тогда я смогу вернуть долг и даже проценты!

– Может и договоримся, – вкрадчиво улыбнулся Итальянец.

… Мне повезло – я очень быстро потеряла сознание. Эти садисты прекрасно могли бы выпытать все, что им нужно, с помощью деблокираторов, но они предпочитали более древние способы – так ведь гораздо интереснее. Когда же они стали приводить меня в чувство, первым кого я увидела, был Вишневый Лакей…

***

– Ты приходишь, только когда тебе плохо! – сказала Королева, в её голосе сквозила лёгкая обида.

– Прости, так получается…

Над морем неслись высокие белые облака, я провожала их взглядом – мне бы вот так! Нестись себе по бесконечному небу – легко и бездумно, ни о чем не тревожась, ни о чем не сожалея, и растаять где-то там на закате. Но нет, верно, и смерть не приносит человеку покоя…

На её руке я увидела кольцо – то самое, что было на руке, цеплявшейся за край крыши в моих воспоминаниях.

– Он спрашивал о тебе…

Она ничего не ответила, просто сняла кольцо и протянула мне:

– Тебе придется решать самой.

Кольцо было тяжёлое, его алмазные капли заиграли в лучах уходящего солнца. Я размахнулась и швырнула золотую пушинку в море – далеко-далеко, туда, где из слияния воды и неба рождались волны.

– Идём? – спросила она.

– Нет. Подожди – пусть отгорит закат…

Нет ничего прекраснее, чем закат солнца над морем – и, возможно, я этого никогда больше не увижу, – ведь мёртвые сюда не приходят.

Землю уже окутывали мягкие фиолетовые сумерки, когда мы вернулись в Город.

– Во время наводнения пострадала большая часть Города, – сказала Королева, – и поверь, это было по-настоящему страшно: огромная зелёная стена воды, закрывшая солнце! Она обрушилась словно гигантский кулак, в ней было столько ярости, столько слепой бессмысленной злобы!..

– Кто это сделал?

– Пока не знаем… Но я боюсь, что и дракон – его же детище. Всё это становится слишком опасно…

– Я еще вернусь, – пообещала я, – и мы вместе разберёмся.

Сама я в это не верила, но она кивнула и поцеловала меня на прощанье.

***

…Они всё хотели от нас чего-то: якобы дядюшка оставил какие-то дневники, но ведь он не успел поделиться своими секретами – и они, в конце концов, это поняли.

Нас швырнули в кузов грузовика и куда-то повезли. С нами отправились Головастик – он так и не сменил смокинга – и четверо его подручных. По их репликам я поняла, что нам устроят красивую автомобильную аварию – так, чтобы всё всмятку: убить просто, оказывается, они не могли – Джемом интересовалась полиция, и его насильственная смерть или исчезновение поставило бы обоих главарей в невыгодное положение. Но мне было всё равно: я пребывала в состоянии прострации, когда уже ничего не может причинить тебе боль, и хотелось только, чтобы всё поскорее кончилось.

Грузовик вдруг сильно тряхнуло, Я ощутила, что мы остановились, в моё плечо уткнулось что-то круглое. Это была голова Очкарика. Его борода слиплась от засохшей крови, лица не было – один сплошной чёрный кровоподтек, на котором нельзя было различить ни глаз, ни носа. Он тихо застонал, из провала рта вместе с тёмной струйкой выползло слабое:

–Пи-ить…

– Потерпи, скоро всё будет хорошо…

Из-за борта кузова я различила тёмные кроны деревьев. Ночной ветер мягко ласкал их волосы и из шороха листьев рождался тихий шепот: вс-с-сеё-о… вс-с-сё-о…вс-ссс-сё-о-о…

Что же, это хорошее место для упокоения.

Но я ошиблась: шакалы вылезли из машины, и я слышала как они возбужденно спорили между собой. Я приподнялась, пытаясь разобрать слова.

– Да это следы, мать вашу! – убеждал один. – Глянь: прямо цепочкой идут!

– Ты уже неделю на бровях, кретин, тут же по колено! Кто бы так наследил? – ответил кто-то и остальные подняли его на смех.

Тот, первый, все кипятился и продолжал доказывать свою правоту, а потом другой голос произнес: