Наследники Дерсу. Пасека

Пётр Иванович подхватил разноску, сгорбившись, пошёл под навес. Плечи его опустились вниз, но походка оставалась твёрдой и молодцеватой. Лена, жалеючи, пыталась отнять разноску, но отец, улыбаясь, упрямо не соглашался:

– Отдохни, я сам, ты и так устала. Не женское дело тяжести носить. Тебе поберечься надо. Замужем почти что!

Удобно пристроив эмалированный таз с обрезками медовых сот, Лена положила на его край две тонкие кедровые потолочины от улья и, подвинув поближе закопчённую кастрюлю с кипятком, под которой шипел примус, принялась горячим пчеловодным ножом срезать восковую печатку с разбухших медовых рамок. Липкие от мёда ломтики воска тяжело валились в таз. Она пальчиком подхватывала иногда душистый и ещё парной мёд с горячего лезвия.

– Папка, а пчеле здесь недалеко за нектаром летать, хорошее место.

Пётр Иванович вставил сот в сетчатый карман медогонки, начал медленно, убыстряя, вращать потускневшую ручку. Шестерни на железной планке натужно завращались, рамки прижались к сетке, истекая мёдом. Послышался робкий стук капель, он всё усиливался, тяжелел и, увязнув в струйках мёда на стенках медогонки, сливался в сплошной приглушённый шёпот. Пётр Иванович набрал умеренный ритм оборотов, ответил Лене, любуясь сластёной.

– Пчеле чем ближе лететь, тем лучше. Она тут десять раз за медком сбегает в тайгу. А в посёлке стоять – так она за десяток километров улетит и весь нектар съест, пока назад вернётся. Нет резона ставить пасеку далеко от медоносов. В тайге пчёлка улей медком заправит, а в посёлке половина пчёл погибнет от машин на трассе. В медосбор тяжёлая пчела низко над землёй летит, вот, бедная, о машины и бьётся. На ветровом стекле капли мёда видела? – он остановил медогонку, повернул рамки другой стороной. – В тайге пчёлам вольготней. Чем ближе цветы, тем сильнее хмелеет она от работы.

Искрится мёд мелкими каплями алмазов на солнце, летят они, гаснут внутри медогонки и, обдавая волнами ароматного ветра, липового угара, стекают вспухшими медовыми ручейками вниз по стенке на дно.

– Папка! – вздохнув, прошептала Лена, посмотрела на сильную руку отца с островками волос и с узловатыми пальцами, державшими медогонку. – Сколько же ты на своём веку поработал? А всё тебе не сидится…

– А как без этого, дочка, без забот? Без пчёлок жить? Прикипел я к ним. Ты глянь, какие они труженицы! Почернеет от старости, а всё какую-нибудь пользу для семьи пытается принести: и мёд собирает, и первой кидается охранять улей от непрошеных гостей. Знает, что недолго она под небушком синим летает. А как самоотверженно идёт она на свою погибель. Ужалила – и нет её. Ну, как я могу себя без работы оставить? Нет! Неделю без дела дома посидишь – тошно, а то годами. Невозможно старость в одиночестве проводить. К делу, к людям тянет. А умереть? На миру и смерть красна. За делом-то оно легче дожить до своего часа. Но что об этом думать? Я радуюсь жизни! Ведь у меня такая дочь замечательная!

Прищурившись, Пётр Иванович заглянул в медогонку, придержал рукоятку. Уровень мёда поднялся до нижних перекладинок кассет с рамками. Очистив ситечко от утонувших в меду пчёл, обрезков воска, перги, открыл краник. Тяжёлая янтарная капля с детский кулачок выдавилась из отверстия и, вытягивая за собой струю мёда, шлёпнулась в чашу ситечка, а из него потекла во флягу. Пузырьки воздуха пенились, шуршала струя искристого медового водопада.

Пётр Иванович закрыл краник медогонки и отодвинул флягу в сторону, щёлкнув замком крышки.

– Кончается тара, – отметил он вслух больше для себя, чем для Лены. – И когда заготовитель приедет? Больше тонны откачали. На свадьбу хватит.

Смакуя обрезки, Лена готовила новую партию рамок, поглядывая на поляну. С разносками в руках к своим ульям то и дело подходили пчеловоды, склонялись, доставали золотистые рамки, блестевшие нектаром в солнечных лучах, смахивали в улей пчёл, качали мёд. Лена отметила, что Николай ходит чаще всех: «Когда же он успевает качать?»

* * *

Урча и переваливаясь с боку на бок на ухабах лесной дороги, на пасеку въехал грязно-зелёный грузовик заготовителя от коопзверпромхоза. Пчеловоды, побросав дела, потянулись к навесу Петра Ивановича.

Сергей присел за самодельный обеденный стол, ему хотелось от радости быстрее побросать в кузов свои полуцентнеровые фляги – шесть пузатеньких, грязноватых снаружи, тускло блестевших алюминием.

Дружно загрузили фляги Петра Ивановича сначала на весы, а потом и в кузов грузовика «ГАЗ-52». Заготовитель дважды пересчитал чистый вес, выписал ему квитанцию и чек.

– Урвём нынче, – мечтательно протянул Фёдор, завистливо глянув на голубой бланк, выданный Петру Ивановичу.

– Мы с Леной честно заработали свои деньги, – ответил Пётр Иванович, убирая чек в портмоне с документами, – а твои фляги ещё с малины не сданы, так что больше нашего получишь.

Машина направилась к палатке Фёдора, он притушил огонь азарта в глазах.