– У каждого свой интерес! А на липе мы на равных! Если вы такой мудрый, скажите, как мёд не упустить? Сегодня килограммов пятнадцать привес. Погода шепчет! А сколько откачали мы? По фляге только с улья.
Но день откачки из взятка надо выкинуть, пока пчёлы ячейки в рамках поправляют. И это в самый разгар цветения липы!
– Третьи корпуса в такой год ставить, а то и четвёртые, тогда и мёд будет дозревать.
Пчеловоды, разговаривая, шли среди ульев, не обращая внимания на пчёл, а заготовитель поспешал за машиной, медленно ехавшей по кромке поляны.
Лена осталась под навесом. Сергей поглядывал на хитровато улыбавшегося Николая.
К перепалкам на пасеке он привык, для себя извлекал в них что-то новое. Например, зимой нужно наготовить впрок запасных рамок и корпусов. Что ещё учесть на будущее?
«Как весь таёжный нектар возьмёшь, – думал Сергей, – если рамок в двухкорпусном улье всего двадцать четыре? Пчёлы зальют нектаром по два килограмма на рамку, и вот тебе фляга. Выходит, и впрямь, если собрать весь нектар за лето в тайге, доброе море наберётся. И назвать его можно Липовым морем нектара».
Он представил, как они с Леной, качаясь на искрящихся волнах, плывут на белой яхте под парусами, и наполняет их до одури ароматный ветер с таёжного берега, где впервые зацвела молодая липа…
Взвесив, загрузили фляги Фёдора. Николай сдал фляги, припасённые ещё с малины. И как ни уговаривал его заготовитель сдать липовый мёд, упрямство Николая сломить он не смог и отстал.
«Зимой продаст, – подумал Сергей. – Каждый тут себе хозяин. Неволить не моги».
Фляги с мёдом Сергею помогли взвесить и быстро загрузить в машину, он взял у заготовителя голубой чек, улыбнулся. Проводил взглядом уезжавшую с пасеки машину, прикинул приход: «За шесть фляг мёда взять семьсот рублей совсем недурно, это зарплата инженера за полгода. Мужики говорят, ещё качнём не раз. Оправдаю расходы».
Не каждый год щедра на цветенье тайга, и, если надумала, быть пчелиному празднику. Зальются мёдом пчеловоды, окупятся их старания в неурожайные годы, постоянные переезды с места на место, что дорого даются и пчелиным семьям, и пасечникам, окупятся волнения и переживания, перезимуют ли пчелы, не вымерзла ли малина, не смоет ли дождём зацветшую липу…
Всего и не перечесть, не передать того, что терзает мужицкие умы, привязанные к тайге души. Оттого и смотрят они с утра на травы и сопки, зарю и небо, облака и звёзды, Луну и Солнце, силясь угадать, какую погоду принесёт день сегодня, завтра, весной и осенью, зимой и летом, чем воздаст пчеловодный сезон за труды и сны беспокойные.
Сергей сложил чек пополам, засунул между обложками записной пчеловодной книжки. «Сгодятся на свадьбу и на отпуск – зимой к маме съездить, с женой познакомить… Скоро год, как маму не видел…»
Сидя на корточках у контрольного улья, спорили Пётр Иванович и Фёдор. Сергей прислушался, подошёл.
– Вот ты говоришь: у каждого свой интерес, и ты прав, – вздохнул Пётр Иванович, передвигая по отвесу гирьку к черте в девяносто килограммов. – Но скажи мне, тебе самому не совестно весенний свой мёд, что из сахара, за малиновый выдавать?.. Его отвезут в город, в магазин, а там родитель своему больному ребёнку купит как лекарство. У родителя свой интерес: вылечить дитятку свою. У тебя ж пацанчик растёт, и вот бы ему вместо лекарства мел подсунули из таблетки, что ты тому лекарю сказал бы?
– Что вы, Пётр Иванович, всё я да я! – Фёдор первый раз при Сергее назвал его не соседом, а по имени-отчеству. Это было неожиданно. – Я своими руками всё зарабатываю. Трудом. Физическим трудом, заметим. Возьмём чиновников, к которым не подступиться. Гоняют туда-сюда, бумагомаратели, если мне по работе что-то надо. Если разобраться, так на каждого рабочего по чиновнику приходится. Всё учтено. Другой и не знает, где, скажем, нужная мне запчасть лежит, а бумажки с печатью на месте. А что с неё возьмёшь, с бумажки?
Пётр Иванович хмыкнул в усы:
– Ты от ответа не увиливай и на других пальцем не тычь. Я тебе про совесть, а она у каждого должна быть. От квитка за сданный мёд ты же не отказался? А тоже бумажка. Век такой нынче. Куда денешься? А чиновники, если тебя послушать, это всё инженеры, и вреда тебе они не приносят. Мы с Сергеем лесничие, тоже чиновники, государственные люди.
– При коммунизме прежде всего учёт, – вставил Сергей, – Ленин ещё сказал.
– Учёт ведут, конечно, да тот, что начальству нужен, – возразил Фёдор. – Возьмут предмет какой и обменяют на два. И спишут на приличные суммы. Вот это и есть его прибавочный продукт, который можно к своей машине приделать или на дачу увезти. Это уже его капитал. Прижмут – уедет в другой район, или на повышение мохнатая рука отправит. Начнёт дела крутить в других местах.
– Не в столь отдалённых, – вставил Сергей.
Пётр Иванович добавил:
– Чем же ты, Федя, лучше? Сахара по весне не один мешок пчёлам скормил, а фляги с тем медком выдал сегодня за малиновые…
– Насмотрелся я на работе. Учусь жить.
– Стоит ли, Федя, этому учиться?