Наследники Дерсу. Пасека

На соседнем ряду работал Фёдор. Он вынимал медовые рамки из улья, составлял их в фанерные ящички, относил в свою восьмиместную палатку и там откачивал мёд. Своего он не упустил. С первых дней подкармливал семьи сиропом, утеплил гнезда, и они развивались дружно. Расплод поднимался, как на опаре. Отцвели верба, багульник, медвежья черёмуха, клёны, зацвела малина, а он всё продолжал закармливать пчёл, чтоб имели весомый запас мёда, начали его печатать. Мёд у Фёдора фактически тот же сахар, разбавленный таёжным нектаром. Завтра же ночью, в воскресенье, он отвезёт его своей бабушке. Оттого и торопится Фёдор все улья обойти. Хитёр Фёдор! Качает созревший мёд, срезая восковой покров запечатанных рамок. Не купят сейчас – тоже не беда, сдаст его заготовителю летом, когда зацветёт липа. Запах у мёда есть, цвет тоже светлый. Да и какой заготовитель будет к нему принюхиваться, если мёд во время медосбора сдают флягами, прямо в тайге загружая десятками в грузовик коопзверпромхоза.

Сергей посмотрел остальные семьи, расстроился. В последнем улье не было ни напрыска, ни посева. По рамкам ползали редкие пчелы. Он подошёл к фляге с горячим сиропом, зачерпнул кружкой мутно-желтоватый раствор, вылил на крайнюю рамку-кормушку, похожую на пенал из-под книги.

– Ты что делаешь? – налетел Фёдор. – С ума сошёл!.. Кипятком заливаешь! Вечером кормят тёплым сиропом, чтобы напада не было! Пчеловод называется! Семью загубишь! Воровство тут же начнётся. Закрывай улей! Летки оставь на одну пчелу! Не то мои пчелы твоих пчёл посекут, а сироп и мёд вытаскают. Умные люди пчёл кормят ве – че – ром! Заруби это себе на носу. Чтоб за ночь всё переработали! – Кивнул на облака. – Солнца нет! Ветер холодный! А ты рамку с расплодом на нём держал. Это ж всё одно, что младенца голышом на сквозняк вынести. Пчела застуженный расплод выкинет, а липа ждать не будет, отцветёт. Вот так, паря, ты ж без мёда останешься!

«Где ж ты раньше был, эх ты, друг называется, рядом работал, всё видел, а не сказал». Сергей вылил сироп обратно. Плотнее сдвинул рамки в улье. Строганая дощечка со звоном ударилась об рамки. Вылетели потревоженные пчёлы и вцепились в ухо и щёку, те, что заползли под рубашку, зажужжали под белым халатом. На запах яда спешили десятки пчёл, впиваясь в пальцы и лицо. Боль пронзила тело. Сергей торопился закрыть потолочину, но она как назло не входила в пазы. Из улья вылетали всё новые и новые пчёлы. Накинув крышку кое-как поверх улья, Сергей, покряхтывая от болезненных укусов, не вытерпев пчелиной атаки, побежал в лес.

Фёдор, в белом халате и накомарнике, затаив дыхание, присел за соседний улей, затем поспешил в палатку и, посмеиваясь, стал наблюдать в окно за роем пчёл, полетевших вдогонку за Сергеем, пока тот не скрылся за деревьями. Вернувшись к растревоженному улью, Фёдор окурил дымком сверху рамки. Пчёлы полезли с верхних плечиков рамок вниз. Поправил потолочину и крышку.

Сергей бежал в чащу леса. Пчёлы терялись в кустах и, отстав, возвращались на пасеку. Одна путалась в волосах, другая за ухом, и их жужжание Сергей все ещё принимал за рой. Он прихлопнул обеих ладонью, растерев в волосах. Жужжание прекратилось. Удивлённый тишиной, он остановился. Ныли укусы, тяжелели губа и щека.

– Накололи не хуже, чем в больнице при спасении жизни, – оглядываясь, проговорил он вслух. Он соскоблил ногтём жала с рук, лица, снял погибших пчёл с брюк, рукавов халата, скидывал их на траву. Осмотрелся. Зелёная пучина таёжного моря поглотила Сергея. Солнечные лучи играли на влажных листьях. Возвращаться по чащобе не хотелось. Он вспомнил слова Фёдора: «Если уж заплутал в тайге, то легче ориентироваться по ручью, он приведёт к реке, а вдоль неё идет обычно дорога. Но я убежал недалеко от пасеки, дорога где-то тут рядом, заросшая по обочинам, забытая лесорубами».

Сергей пригляделся к дереву с тёмно-вишнёвой корой, слоящейся, как у берёзы, глянцевой и прозрачной. На ветвях среди листьев – гнездо из засохших веток неведомой ему птицы. Подошёл к дереву поближе и увидел дорогу. Вдоль неё, на свету, стояли такие же деревья с гнёздами. «И как раньше не замечал?» Перепрыгнул через оплывший кювет и остановился, вспоминая, в какую сторону идти. После сплошных рубок и пожара молодой березняк, клёны, малина, тонкие лианы лимонника и кусты актинидий затянули склоны. Немудрено и рядом с дорогой пройти. Бывает в тайге и такое: заблудится путник и ночует у костра рядом с зимовьем.

По дороге шёл озабоченный Пётр Иванович с пучком подорожника.

– Живой? Не заели? Как у тебя с аллергией на укусы? Коню и одной пчелы хватает копыта отбросить, но ты ж не конь. Сколько схлопотал?

– Десятка два, пожалуй.

– Мелочи. Человек, смотря какой, конечно, может выдержать и до пятисот. Так что, хлопец, до свадьбы заживёт. Через два дня ничего не останется. Давай натрём соком подорожника твои вавки, он яд вытягивает.

Щека распухла, и Сергею казалось, что кожа вот-вот лопнет. От липкого сока, с едва уловимым запахом зелени, защипало.