Наследники господина Чамберса

«…Зачем я расстался с ним? Он был по мне, я подходил к нему. Он обхватывал все изгибы моего тела, не стесняя меня; я был живописен и красив. А этот новый весь топорщится, жмет и делает из меня какое-то чучело. Мой старый халат был годен ко всему: ведь бедность почти всегда бывает услужлива. Была ли покрыта пылью книга, одна из пол халата предлагала себя, чтобы ее обтереть. Отказывались ли загустевшие чернила течь с моего пера, он подставлял свою боковую часть, на которой тянулись черными полосами следы от частых его услуг… Эти длинные полосы наглядно свидетельствовали, что я литератор, писатель, человек работящий. А теперь я с виду похож на богатого тунеядца. Я был полным хозяином моего старого халата; я сделался рабом халата нового…»

И здесь же, с той же грустью, Дидро красочно обрисовал перемены, происшедшие в его рабочем кабинете:

«…Мой старый халат вполне подходил к окружавшей меня ветоши… Соломенный стул, грубый стол, еловая доска, на которой стояло несколько книг, покрытые копотью эстампы без рамок, кое-как приколоченные к стене, три или четыре гипсовые фигуры — вот что составляло вместе с моим халатом гармонию нищеты. А теперь гармония нарушена. Нет больше ни цельности, ни единства, ни красоты… Сафьяновое кресло изгнало соломенный стул в прихожую. Гомер, Вергилий, Гораций, Цицерон облегчили тонкую еловую доску, гнувшуюся под их тяжестью, и были заключены в шкаф, украшенный мозаикой, — предмет более достойный их, нежели меня… Старый стол никак не хотел уступать своего места; масса разбросанных на нем брошюр и бумаг охраняла его и, казалось, долго будет охранять от угрожающего ему уничтожения. Но и он не избег своей участи, а все брошюры и бумаги, несмотря на мою лень, разместились в ящиках дорогого письменного стола… Вот как убежище философа превратилось в позорный кабинет откупщика. Этим я t словно бы нанес оскорбление нищете народной…»

Но нет, не таков Дидро, чтобы примириться с подобными настроениями. И как гордо звучит окончание его этюда:

«…От моей прежней скромной обстановки остался лишь полосатый ковер. Я сознаю, что сей жалкий ковер не подходит к моей роскоши. Но я уже поклялся и снова клянусь, что сохраню этот ковер, как крестьянин, переселившийся из хижины во дворец государя, сохранил бы свои деревянные башмаки. Когда я, надев на себя великолепный красный халат, вхожу утром в мой кабинет и, опустив глаза, замечаю свой старый полосатый ковер, я вспоминаю о моем прежнем положении, и чувство тщеславия не осмеливается проникать в мое сердце. Нет, я не развратился. Нужда всегда найдет у меня открытую дверь и прежнюю приветливость; я так же выслушаю ее, дам совет, предложу помощь…»

Мы видели уже, что господин главный редактор отнюдь не преувеличивал, когда писал эти слова.

Впрочем, денег, которые он получал за свои непосильные труды, ему едва хватило, чтобы обставить квартиру, да разве что сверх того купить новый халат. А вот когда появлялась необходимость в расходах значительных, он сразу оказывался на мели.

Так было и с Анжеликой.

Его любимая дочь, Анжелика, выросла совсем незаметно Из девочки она вдруг превратилась в девушку, стала невестой. Дидро почувствовал, что скоро потеряет свою Анжелику. Конечно, он был слишком великодушный отещ чтобы не желать счастья дочери. Нет, его волновало совсем другое. Он знал: чтобы выдать дочь замуж, мало одной ее красоты. И даже доброго сердца. И даже хорошего воспитания.

Нужны деньги.

В XVIII веке «бесприданница» не могла рассчитывать на замужество.

Деньги… А где их взять? У него ведь не было накоплений…

И тут ему приходит в голову: единственное богатство, которое он накопил за долгие годы труда, — книги. Много книг. Заботливо подобранная библиотека… Ну что ж, ради счастья дочери он готов расстаться даже с библиотекой.

Правда, продать такую библиотеку не легко, даже здесь, в Париже. Но обстоятельства сложились так, что много труда тратить на это дело и не пришлось: на помощь Дидро явилась русская императрица.

…Екатерина II весьма ревниво относилась к своей репутации в Европе. Просветительство было модно, и она затеяла с ним легкий флирт. Она кокетничала с философами, переписывалась с Вольтером, интересовалась «Энциклопедией» и искала случая познакомиться с Дидро.

Случай представился.

Специальный корреспондент Екатерины, друг Дидро Гримм, в феврале 1765 года известил свою коронованную покровительницу о тяжелом положении главного редакюра, и «северная Семирамида» тут же приобрела библиотеку Дидро. Она уплатила за нее 15 тысяч ливров и при этом, считая, что «нельзя разлучать ученого с его книгами», оставила библиотеку ее владельцу, назначив его «хранителем» своих книг и положив за это «оклад» в тысячу ливров ежегодно.

Мало того. Через два года императрица прислала своему «библиотекарю» жалованье… за пятьдесят лет вперед!

Это был щедрый подарок. Вся «литературная республика» аплодировала русской царице. Вольтер писал ей восторженные послания. И даже скептик Даламбер письменно благодарил «благодетельницу».