«Но я же его терпеть не могу», – напечатала Джорджиана и бросилась на диван. Какого дьявола ей вздумалось его целовать? Ей вспомнилось, как она прижималась к его губам, а он пытался отстраниться. Думать об этом было ужасно. Она съела четыре ломтика тоста и выпила две бутылочки витаминного напитка, потом стала одеваться для тенниса. Корд ей прямо-таки покоя не давал, но по-прежнему ни словом не упоминал о Брэди, значит, не знал, почему она не отвечает на сообщения, но, если бы она отменила теннис, он явился бы к ней и пристал с расспросами. А она была совсем не в том состоянии, чтобы вести разговоры, тем более требующие способности лавировать или осмотрительно врать.
Она встретилась с ним на первом этаже «Казино», следующий час они провели на корте. Ноги не слушались Джорджиану, она пропускала легкие мячи и подавала как полная неумеха. Когда они закончили, Корд ласково поддразнил ее:
– А ты, случаем, не с похмелья, Джордж? Веселая выдалась ночка?
– С чего ты взял? – ледяным тоном отозвалась она, пока переобувала теннисные кроссовки.
– Ну, просто от тебя несет перегаром, вдобавок пот размыл у тебя на щеке следы от размазанного макияжа. Ты хоть умывалась на ночь?
– Не-а, – призналась она.
– Уснула в гостях? Замутила с кем-нибудь?
– Господи, да нет же! – Лицо Джорджианы закололо от густого румянца.
– Ну точно! У тебя с кем-то был секс. У тебя кто-то е-е-есть, – запел он.
– Прекрати, Корд, – раздраженно оборвала Джорджиана. Корд с усмешкой застегнул молнию на своем чехле с ракеткой. Они спустились по каменным ступеням и вышли на Монтегю-стрит. Джорджиана чувствовала себя несчастной. Ее лицо раскраснелось, волосы были немытыми, и, видимо, по всей щеке размазалась тушь для ресниц. Корд на ходу взял ее под руку, и они стали напоминать флиртующую парочку елизаветинских времен на прогулке. Он понимал, что зашел слишком далеко, и теперь пытался загладить вину. Свернув за угол с Монтегю на Хикс, они чуть не столкнулись с другой парой – мужчиной и женщиной, выгуливающими рослого грейхаунда. Джорджиана встретилась взглядом с мужчиной. Это был Кертис Маккой. На миг оба замерли, время остановилось. На Джорджиану от унижения накатили тошнота и слабость. Потом Корд произнес: «Упс, привет, большой песик!» – и потянул ее за собой за локоть, а Кертис отвел глаза. Они с женщиной повели свою собаку дальше по Хикс, а Джорджиана поплелась рядом с братом, не мешая ему благодушно болтать всю дорогу до ее квартиры, где ей предстояло рухнуть на диван и остаток дня вариться в зловонном болоте гнева и самобичевания.
Первый приступ паники с Джорджианой случился летом накануне поступления в университет. В тот раз она решила, что просто переборщила с развлечениями, но по прошествии времени стало ясно, что головокружение, сужение поля зрения и ощущение, будто сердце больше не желает служить ей, были порождены жизнью, которая, как ей казалось, выходит из-под контроля: предстоящим отъездом, расставанием с друзьями, осознанием, что за пределами их района и школы никому нет дела до того, кто ее родители, а также тем, что положение младшей сестры Дарли и Корда и волшебная блестящая пыльца, перепавшая от них, ей больше не помогут. Несколько недель после смерти Брэди ее не покидало ощущение, что давняя паника гонится за ней по пятам. На совещаниях по работе она вдруг наполнялась убежденностью, что сейчас соскользнет со стула, не в силах сидеть прямо. Говорила и чувствовала, как немеет лицо и пересыхает во рту. Зависала посреди телефонных разговоров, поскольку слова застревали у нее в горле. Она продолжала пить успокоительное из флакона, забытого ее матерью в сумочке, и, разламывая таблетки пополам, сумела растянуть их надолго, но, когда однажды встряхнула флакон и по стуку таблеток о пластиковую крышку поняла, что их осталось мало, позвонила своему врачу.
Оказалось, что ее врач в отъезде и вернется лишь через неделю, но Джорджиана плакалась по телефону до тех пор, пока ее не записали на тот же день к другому врачу, согласившемуся ее принять. Врач был старый и добрый, и, когда Джорджиана описала свои симптомы, он вытащил из шкафа толстый справочник лекарственных средств и принялся вслух зачитывать ей описания предлагаемых препаратов. Для того чтобы начать действовать, обычным транквилизаторам могло потребоваться недели две. Врач выписал ей рецепт на шестьдесят таблеток лекарства и велел принимать их утром и вечером.