Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

— Зачем ты едешь в Кеос, мальчик?

— Будут работать в кузнице, — ответил Гаспар.

— Почему ты желаешь работать в кузнице?

— Я всегда мечтал стать хорошим оружейником, — лгал тот.

— Твои руки не созданы для такой работы, — ответил историк, кивнув на его руки, с которых Гаспар стянул перчатки. Быть может, одежда и помогала ему сойти за бродяжку, но только не руки — знакомые с оружием, но ухоженные и белые, похожие на руки благовоспитанной девицы. — И осанка твоя сильно испортится, если ты решишь горбатиться в кузнице над наковальней.

— На кой мне осанка и красота рук? — грубо усмехнулся Гаспар, всячески стараясь походить на необразованного увальня, хотя он чувствовал, что все его попытки тщетны.

— Глаза у тебя слишком умные и ясные для простого паренька, — усмехнулся историк, помешав угольки в затухающем костре.

Гаспар опустил глаза и обратил их во тьму ночи. Либо этот мужчина знал о том, кто он, либо Гаспар плохо притворялся.

«Увидел бы отец, насколько плохой из меня шпион, он бы разочаровался…» — вздохнул мальчик.

— Медленно мы двигаемся… — заговорил историк, поменяв тему беседы. — Пока доберёмся, демоны сметут Кеос с лица земли.

— Но как же герцогиня? — неуверенно пробормотал Гаспар, внимательно глядя на мужчину, сделав вид, что не обратил внимания на его бормотания о Нодриме и Полнхольде. — Она же сильнее всех врагов на свете. Она защитит нас.

Гаспару стало интересно, что мог сказать о его матери этот человек.

— Герцогиня — всего лишь женщина, — пожал плечами историк. — Красивая женщина, я как-то видел её, когда она приезжала в Моринф вместе со своей старшей дочерью. Дочке было всего около пятнадцать, но уже тогда она была восхитительной красавицей. По мне, Элдер, — все эти рианорские штучки не более чем миф, созданный врагами Вальдеборгов, чтобы сместить их с карнеоласского трона.

— Но двадцать лет назад…

— Двадцать лет назад в Кунабуле были армии — целые армии Полнхольда, Нодрима, Карнеоласа, Сильвана и даже Эрсавии. Неужто целые армии не могли прогнать их? Нет, Элдер, нынешние Рианоры — это лишь семья, вокруг которой создана слишком красивая сказка. Нет никакого огня, нет никакой силы и никакого родства. Понимаю, Элдер, — добродушно улыбнулся мужчина, увидев, как потемнели глаза мальчика, — больно, когда рушится то, во что ты верил всю жизнь. Но на нашей земле не осталось сказок.

— Но кто такие демоны? — осведомился Гаспар низким голосом, от злости и негодования позабыв о своей маленькой игре.

— Это враги, выращенные врагами Карнеоласа, Нодрима и Полнхольда, чтобы погубить всех нас. Это создания акидийцев.

«Вздор! — мысленно усмехнулся Гаспар, и на лице его отразилась та злость, которую он тщился подавить. — Акидийцы сами боятся Нергала! Этот Хатир ничего не знает. Он не знает, как мои матушка, батюшка и дядя едва не погибли в Кунабуле, защищая весь Архей! Он не знает, как мою матушку едва не казнили на алтаре Коцита! Он ничего не знает и даже не желает знать! Он трус! Разумеется, легче всего сказать, что этого нет, если ты этого не видел!..»

Гаспар продолжал злиться и вскоре отправился спать, поплотнее запахнувшись в одеяло. Руки его странно жгло, горло сдавливала полыхающая горечь. Тоска, гнев, страх за мать, отца, сестер, нетерпение долго не давали ему заснуть. Но когда он заставил себя успокоиться, он забылся тревожным сном, и всю ночь его терзали кошмары.

Ему снился все тот же черный алтарь в черной пещере, которые он видел уже однажды. Вокруг алтаря возвышались шесть теней, и он стоял рядом с ними, несколько возмужавший и повзрослевший, а на алтаре лежал человек, и все эти тени, и он среди них, наблюдали за тем, как совершается жертва — черный огонь накрывал человека, впивался в его кожу, отравил кровь и разорвал сердце. Вскрикнув высоким голосом, человек умер, а все шесть теней развернулись и уплыли прочь.

«Я повинен в гибели человека…» — в ужасе думал Гаспар, и услышал, как кто-то шепчет ему на ухо угрозы.

«Вы все — трусы и убийцы! — шептал ему голос, не похожий ни на мужской, ни на женский. — Не построить вам вечного мира на костях убиенного. Я прокляну вас. Вы никогда не познаете счастья!»

Проснувшись, Гаспар увидел, как на востоке розовеет небо. Но зловещий ветер нагибался к самому его уху и не переставал шептать свои черные угрозы. Мальчик приподнялся и тихо охнул, увидев свои руки — они были покрыты уродливыми ломаными линиями. Расползались по его коже, будто маленькие змеи, впивающиеся в его плоть. Кожу его нещадно жгло, а изнутри билось что-то горячее и неистовое. Ему хотелось напиться воды и кричать от натуги — лишь бы этот огонь покинул его.

Гаспар быстро надел перчатки, пока никто не заметил его крайне подозрительных узоров. Он прижал руки к горящей груди и попытался облегчить жар горла, с жадностью втягивая воздух. Но ничто не могло облегчить его мук, а вместе с муками пришел страх. Он уткнулся лицом в покрывало, на котором спал, и с трудом сдержал стон.