Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

Ему казалось, что под ним дрожит земля, что твердь ее нагревается и гудит. Он слышал топот сотен тысяч тяжелых ног, и топот этот обволакивал черный шепот, рычащий:

«Атия…»

«Они идут на Атию!..» — подумал Гаспар, и голова его едва не раскололась надвое от дикой боли. Он корчился в беззвучной агонии, сжимая покрывало, и, к своему ужасу, увидел, что перчатки его начали плавиться. Подскочив, он стянул перчатки, бросил на землю и взглянул на руки.

Ладошки, красные, будто обожженные, покрывали глубокие тонкие кровавые царапины, которые становились все глубже с каждой секундой.

«Что такое?!» — в ужасе думал он, оглядываясь, не видит ли кто.

Несмотря на раннее утро, лагерь войск уже зашевелился, а следом за ним начали просыпаться и те, кто сопровождал корпуса и не имел никакого отношения к войне.

Гаспар не желал, чтобы кто-то заметил его тревогу и кожу его рук, покрытую отвратительными линиями. Он не желал, чтобы его увидел Уэль. Отец учил его, что могут быть предателями и врагами не только те люди, которые выражают открытую враждебность, но и те, кто стремится помочь. Он не понимал, почему Уэль помог ему сбежать из дворца и обещал довести до Кеоса. Он никому не хотел доверять, кроме членов своей семьи.

Но теперь ему стало по-настоящему страшно: с ним происходило что-то доселе неведомое и довольно болезненное. И никто не могу помочь ему и объяснить, что же происходит. Кровь его начинала гореть и причинять ему страдания. И этот шепот… чей это шепот и почему он его слышал?..

«Атия!..» — слышал он.

«Нам нужно идти не в Кеос, а в Атию, — подумал он. — Матушка, должно быть, еще не вернулась, а батюшка и дядя далеко. Кто же защитит Атию?! Кто из Рианоров сейчас ближе всех к ней?.. Кто?!.. Я!»

Эта мысль стала до того странной и неожиданной, что Гаспар сел на покрывало и вновь поглядел на свои руки в ужасе, но в этом взгляде, полном ужаса и отчаяния, появилось понимание.

Сжав ладошки и вновь раскрыв их, Гаспар почувствовал, как жар отхлынул, и сердце его налилось силой, надеждой и взволнованностью. Если матушка и батюшка сейчас были далеко, защитить Атию сможет только он.

Он быстро свернул покрывало и направился к коню, привязанному к дереву неподалеку.

— Куда это ты собрался, мальчик? — осведомился Уэль мрачным голосом, появившись ниоткуда.

— Демоны нападут не на Кеос, а на Атию! — выдохнул он, привязывая покрывало к седлу своими руками со странными узорами.

— И какое нам до этого дело?

Гаспар изумленно поглядел на своего спутника и выдохнул:

— Как какое?! Я — атиец! Атия — мой дом!

— Мы едем в Кеос.

— Нет, это ты едешь в Кеос. А я поеду в Атию!

Уэль фыркнул, и Гаспар впервые услышал что-то похоже на усмешку от этого всегда холодного, будто не имеющего никаких эмоций, человека. Он навис над ним угрожающей темной стеной, и вдруг схватил его за руку, внимательно оглядев ее.

— Ах, это твоя рианорская гадость! — прорычал Уэль, и сердце Гаспара вспыхнуло яростью. Он начал выдирать руку, которую всё ещё больно жгло.

— Отпусти! — воскликнул Гаспар.

— И что ты будешь делать, когда доберешься до Атии? — с издевкой осведомился Уэль.

— Я защищу ее от демонов!

Здоровый сильный Уэль крепко держал Гаспара, хотя мальчик начал ожесточенно выбиваться. Он сильно ударил мужчину в живот, но тот не выпустил его. Гаспар услышал шелест клинка, вытаскиваемого из ножен.

— Эти болваны не смогли пустить кровь твоей матушке! Но тебя, наследник Атии, я выпотрошу и пришлю твою голову герцогине, которая считает себя всесильной! Ее дочери померли, а когда умрешь ты, мы займемся этим болваном, Акилом Рином, и маленькой Адиль Рин. Род Рианоров прервется! Прости меня, мальчик, я не хотел убивать тебя сейчас. Я хотел убить тебя прямо под носом твоей матушки и прислать ей твою свежую голову, но теперь ты не оставляешь мне выбора.

— За что?! — воскликнул Гаспар, усиленно выбиваясь.

— Вы, Рианоры, очень некстати путаетесь под ногами!

— Отпусти мальчишку, — послышался ледяной голос.

Уэль оказался под прицелом пистолетов пятерых мужчин, а среди них Хатир, этот лукавый историк с усиками.

Гаспар почувствовал, как лезвие ножа поранило кожу на его шее.

— Поглумиться над твоей матерью, вижу, мне не удастся… — рыкнул тот, сжимая мальчика все сильнее. — Но шею перерезать… Твой дядя далеко. Никто не исцелит тебя, и ты истечешь кровью!

Гаспар сжимал руку Уэля изо всех сил, пытаясь предотвратить страшное. Ужас и ярость, смешавшись воедино в его еще таком чистом сердце, наполнили его жилы силой и огнём, и он, так боявшийся этого жара и страшных отметин на своей коже, приветствовал это ни с чем несравнимое волнение. Вместе с кровью в нем забурлил огонь, обжигающий плоть. Мальчик зарычал от боли, и Уэль, сначала удивившись, поглядел на мальчика, а после начал кричать сам — его руки, сжимаемые Гаспаром, начали дымиться.

Уэль кричал все громче и начал вырываться, но Гаспар не отпускал его. Через его тонкие пальцы в кожу Уэля заструился тёмный голубой огонь, обжигающий мужчину, причиняющий ему нестерпимые муки, отравляющий его кровь.