– Она ничего не умеет, – отрезала Рехина, узнав от графини, кто до сих пор присматривал за женским здоровьем Агнес и Анны: одна ее знакомая повитуха, совсем уже старенькая. Графиня нахмурилась. – Нет уж, сеньора, как это ни печально, но она ничего не умеет. Я ее хорошо знаю. Она разбирается в родах и младенцах – тут она и вправду мастерица, но ей вообще невдомек, какие еще советы требуются в женских делах, а таких советов множество. – Анна и Агнес одновременно подались вперед в ожидании разъяснений, каковые Рехина и предоставила: – Любовные рецепты для мужчин… и для женщин… Рецепты, чтобы супруг вожделел только свою супругу, чтобы с другом поссорился… Отвары и мази для возбуждения при любовном соитии, для поддержания пыла и страсти, – продолжала Рехина, а сеньоры с улыбочкой переглянулись и склонили голову еще ближе к целительнице. – Для укрепления почек, для зачатия и для прерывания беременности, для восстановления потерянной девственности, для удержания семени внутри матки. А еще – как удалять волоски с кожи, как красить волосы в светлый тон, как выводить вшей и лечить струпья на голове; как уменьшить чересчур большие груди, как сделать отвисшие груди упругими; как избавляться от гнилостного запаха изо рта, от запаха пота; как высветлить или свести пятна на лице…
Не успела Рехина завершить перечисление услуг, которые может предоставить своим клиенткам хорошая женщина-врач, как обе сеньоры засыпали ее вопросами. А Катерина стояла чуть поодаль и тоже слушала их разговор. Графиня показала Рехине маленькую бородавку, которая, как она считала, была не к месту под ее аппетитной грудью. Рехина пообещала помочь. Золовка после минутного колебания поинтересовалась абортами. «Агнес!» – пожурила ее Анна, а потом заговорщицки подмигнула.
Любопытно, кто же в любовниках у графской сестрицы? Рехина задавалась этим вопросом, вспоминая, как Анна подмигнула, а Барча между тем поставила на стол миски с едой.
– Ты и с графом познакомилась? – Уго прощупывал почву, его вопрос прозвучал совершенно невинно.
– Нет, – так же безмятежно отозвалась Рехина. Уго следил за лицом жены. Ничто не выдавало волнения. Она спокойно помогала Мерсе управляться с едой. – Графиня пообещала, что познакомит меня с супругом, – добавила Рехина, даже не взглянув на Уго, всецело занятая девочкой.
Уго посмотрел на нос Рехины: он тоже ничем ее не выдавал. Уго даже засомневался – точно ли его жена ублажала графа. Он ведь ее не видел, только слышал. Но голос был ее… В тот момент Уго готов был поклясться, что слышит голос Рехины, но он был взбудоражен, а большая каменная приемная, возможно, искажала звуки.
Уго не спускал глаз с жены. Ни малейшего волнения. Рехина играла с Мерсе. Жауме тоже за ними наблюдал, смеялся беззубым ртом и время от времени вступал в игру. Барча умело скрывала свою неприязнь – на это она была мастерица – и ела, усевшись перед очагом. Картина была благостная. И Уго теперь не был уверен, что вообще что-то слышал.
В тот же вечер после ужина Уго подступился к Рехине и почувствовал, что жена сгорает от вожделения. Уго редко помнил ее такой покорной и в то же время дерзкой. Ненасытной. Пламенной. Страстной. Как будто это был их первый раз.
Уго, в конце концов примирившийся с житьем в Барселоне, шагал по городу, довольно улыбаясь, показывал Мерсе прилавки ремесленников и громко объяснял, что там изготавливают и продают. Время от времени нагибался, чтобы выслушать вопросы дочери, – в этом 1401 году ей уже исполнилось пять лет. «А кто там сидит?» – допытывалась Мерсе на площади Сант-Жауме. «Ага, понятно!», «А эта церковь как называется?», «А этот замок – что у них там?», «Это какая площадь?», «А там… что они продают?». Отец с дочерью обходили Барселону, держась за руки, но, когда девочка начинала утомляться, Уго без всяких просьб брал ее на руки и прижимал к груди. И тогда с дремлющей дочуркой отправлялся к морю или к виноградникам – к тем мелким наделам, что встречались в квартале Раваль, на большом незастроенном пространстве, окруженном новыми стенами: были достроены уже и последние из ворот Сант-Пау, и через них к морю, на верфи, носили холстину.