Наследники земли

– Как это – здорово? – возмутился мажордом. – Рабыням не к лицу кого-то рекомендовать.

– Отстань от нее, Эстеве! – послышалось сверху.

Одноглазый похотливо переводил взгляд с одной женщины на другую: русская была светловолосая и белокожая; повитуха – черненькая и смуглая, и обе – красотки в самом соку, с аппетитными формами.

«Любопытно, о чем сейчас размечтался Матео?» – подумалось Уго.

– Но только под твою ответственность! – предупредил Эстеве графского слугу.

Тот пожал плечами и махнул рукой.

Катерина повела Рехину на второй этаж, а Уго спустился в погреб. Работы у него было немного; виночерпий каждый день указывал Эстеве, какие напитки подать к графскому столу, переливал и очищал вина, чтобы они лучше хранились, даже успел разжиться пиментом для грядущих рождественских праздников.

Приготовив вино к обеду, Уго прохаживался между бочками и кувшинами, представляя, как Рехина сидит там же, где дожидался и он сам в тот день, когда Рожер Пуч выдал ему награду за кларет. Парень вздрогнул, вспомнив, как упирался ему в живот кончик ножа. Уго чувствовал, что за ним постоянно наблюдают. Виночерпий худо-бедно наладил приятельские отношения с Эстеве, с поваром, с другими слугами и даже с рабами – ведь от него зависело вино, и никто не хотел враждовать с таким важным человеком. Но вот с Матео станется преследовать и Рехину, раз уж он так приглядывает за Уго. Да и вспыхнувшее в глазу кривого сладострастие тоже придется учитывать. К Катерине он не полезет, поскольку она принадлежит графу, однако ничто не препятствовало Матео приставать к жене виночерпия. Уго охватила тревога: вот почему одноглазый так легко допустил Рехину во дворец!

Страх вынес парня в мощеный двор, к лестнице, ведущей наверх. С галереи слышались голоса. Уго поднимался по лестнице, прижимаясь к стенке, – абсурдная предосторожность, ведь его хорошо было видно и снизу, и с галереи. Уго отлепился от стены и постарался двигаться спокойно. Голоса стали слышны яснее. Один принадлежал его жене – это точно, а вот другой… Оказавшись наверху, Уго притворился, что замешкался перед той самой аркой, что вела к приемной, за которой располагался кабинет Рожера Пуча и дверь в господские покои. Уго вслушивался в разговор Рехины с графом.

– Да неужели такая раскрасавица может быть повитухой и врачом?

– Все так и есть, ваша светлость, – подтвердила Рехина, и голос жены показался Уго уж слишком медоточивым. – Разве не более полезно и благотворно для здоровья, когда вас лечит красивая женщина?

– С этим я полностью согласен, – откликнулся граф голосом обольстителя.

Уго расслышал звук шагов – наверное, было достаточно всего двух, чтобы Рожер приблизился к его жене вплотную. Рехина хихикнула.

– Нет-нет, – произнес ее голос.

И снова смешок. А Рожер Пуч мурлыкал, как кот.

– Нет, – повторила Рехина. – Нет, – выдохнула, уже сдаваясь.

После этого был слышен только шелест одежд и время от времени приглушенные сладкие стоны. Затем послышались торопливые шаги, тихие смешки и гулкий стук захлопнутой двери, а потом воцарилась тишина.

Уго больше не прятался: он, как изваяние, застыл перед аркой, ведущей в приемную. Звуки прекратились. Уго покрылся холодным потом при одной мысли заглянуть в приемную: а вдруг Рехина все еще там, стоит и дожидается? Но все-таки заглянул. Узкий деревянный стул с высокой спинкой, два сундука, гобелен со святым Георгием – больше там ничего и никого не было. Зато оттуда было хорошо слышно. Никаких сомнений! Уго спросил себя, почему он не вошел сюда в нужный момент. И не захотел отвечать самому себе – да и не отважился. Виночерпий приник к двери графского кабинета и приложил ухо: смех, тишина, какие-то вздохи, вопль… Рехина. Уго прекрасно знал стоны своей жены, ее завывания при подступающем оргазме. Уго выбежал из дворца и пошел по улице Маркет – вниз, до самого берега. Стоял декабрь. Солнце пряталось за темными тучами, а беспокойное море казалось серебряным. Лодки были вытащены на песок, люди моря двигались неохотно, как будто погрузились в спячку, ожидая более благоприятных условий для навигации.