Наследники земли

Так совпало, что в Барселоне в это время пребывал авиньонский папа Бенедикт Тринадцатый: он убежал от вспышки чумы в Перпиньяне и искал поддержки у каталонских кортесов и короля, чтобы поправить положение Церкви, каковое осложнилось из-за появления на арене третьего папы, Александра Пятого, избранного месяц тому назад на Пизанском соборе, созванном после провала всех переговоров между Бенедиктом Тринадцатым и Григорием Двенадцатым: с расколом справиться так и не удалось. Два первых папы (римский уже разменял девятый десяток) сговорились устроить встречу в Савоне, и Бенедикт отправился в Италию, куда и прибыл в сентябре 1407 года. А вот Григорий не продвинулся дальше Сиены и предложил новое место для встречи – Пьетрасанту. Авиньонский понтифик сошел на берег в Портовенере; римский обосновался в Лукке. До Пьетрасанты от обоих городов было всего несколько лиг, но ни один из двоих не отваживался сделать первый шаг на пути в Пьетрасанту, опасаясь происков соперника. В итоге два папы так и не увиделись, оба объявили, что их попытка справиться с расколом потерпела неудачу. Таким образом, католическая церковь теперь имела сразу три центра: Авиньон, Рим и Пизу. Короли и кардиналы, в зависимости от собственных интересов, ставили то на одного, то на другого папу и присягали либо отказывали в повиновении в обмен на епископские титулы, буллы, бенефиции, деньги и королевства.

Вместе с Бенедиктом Тринадцатым странствовал его исповедник, доминиканец Висенте Феррер[24], за которым закрепилась слава чудотворца. Несколько лет назад во время пребывания в Барселоне Висенте узрел возле ворот Орбс, где собираются слепые, огненного ангела с мечом в деснице. Доминиканец сообщил, что ангел назвался Стражем Барселоны и обещал городу защиту. Совет Ста, зачарованный речами монаха, принял решение воздвигнуть над воротами часовню, а сами ворота с тех пор так и называются – ворота Ангела.

На сей раз Феррер явился в Графский город следом за Бенедиктом Тринадцатым, в сопровождении сотен приверженцев – самых разных народностей и наречий (многие были немощны и в лохмотьях), готовых странствовать куда угодно, лишь бы лицезреть чудеса и внимать устрашающим апокалиптическим проповедям доминиканца, входившего в города во главе армии флагеллантов с кровоточащими спинами. В знак почтения к брату Висенте советники Барселоны пожертвовали триста флоринов на одежду и прокорм всех этих горемык, каковые в итоге обрели пристанище если не на койках внутри госпиталя Санта-Крус, то в его просторном дворе, вокруг которого как раз сооружали высокие галереи.

Несчастных одели и накормили, но их следовало также и поить. Празднества в честь сардинской победы Мартина Младшего положили конец городским запасам вина: никто уже не предлагал большие партии, если только не по бесстыдно завышенным ценам. Пришлым нищебродам выпало первыми оценить попытку Уго спасти скисшее в бочках вино с помощью ореховых рецептов. Сам винодел выплюнул эту жижу, едва набрав в рот. Уго сколько возможно разбавил кислое вино водой и даже потратил на него часть запасов, которые берег для больных… И снова выплюнул. У парня не было недостатка в фруктах, он попробовал улучшить вино и таким способом. Ему и теперь не понравился вкус, но нищие пили с удовольствием за здравие брата Висенте.

Уго смотрел, как эти люди поднимают деревянные плошки. В основном то были старики в лохмотьях. Они были рады-радешеньки пожалованной им ношеной одежде, харчам и вину. «За короля Мартина! – весело выкрикивали бедолаги. – За его сына Мартина Младшего! И за Барселону, которая к нам так добра!» А потом они просили повторить. Уго дал им напиться вдосталь. И даже сам присоединился к пирушке и заглатывал разбавленный уксус, который царапал горло и разъедал пищевод, прежде чем выплеснуться в желудок. Люди вольно расхаживали по двору, повсюду слышались крики, шутки и смех. Кто-то хлопнул Уго по заднице. Парень обернулся, но не сумел определить, кто это был. И тут же получил шлепок с другой стороны. Озираться было без толку. «Пей давай!» – крикнули ему две оборванные старухи. Одна нищенка схватила его за яйца – Уго отскочил как ошпаренный. Старухи расхохотались. Вторая крутилась перед парнем юлой, хвастаясь новыми одежками, в ее желтушных глазах блеснуло кокетство. «Пей давай!» – завопили женщины, поднимая плошки и не отводя от молодца пьяных глаз. «Пей», – твердили уже почти шепотом, как будто уговаривали ребенка. Уго глотнул. И уксус показался ему уже не таким резким.

Сейчас Уго тоже допил свой стакан до дна. И не ощутил большой разницы с тем вином, которое несколько часов назад разливал беднякам на госпитальном дворе. Вспомнив двух шалых старух, парень покачал головой и улыбнулся. Может, конечно, эти женщины и странствуют вместе со святым монахом, да только сами ведут себя ой как неблагочестиво…

– Батюшка, чему это вы улыбаетесь?