Наследники земли

– Все это ему уже наверняка известно, – заметила Мерсе. – У графа есть и другие шпионы, а торговцев-путешественников на дорогах сейчас хватает.

Уго пожал плечами:

– Думаю, так оно и есть, но, может быть, он чего-то и не знает. И в любом случае захочет подтвердить эти сведения с моей помощью. Разве можно доверять рассказам погонщиков и торговцев?

Один из таких торговцев как раз возвращался в Графский город и при этом был сторонником Хайме Уржельского («Как и любой уважающий себя каталонец», – прошептал он тихо, но убежденно, сидя с Уго голова к голове в сарагосской таверне). Ему-то виночерпий и доверил свое письмо к Рожеру Пучу. Такой выбор показался ему самым надежным в городе, где каждый подозревал своего ближнего. Едва Уго и Мерсе остановились на постой, к ним явились представители власти, допросить о цели прихода. Как и в Валенсии, ссылки на виноторговлю оказалось достаточно, и вот за обедами и посиделками, пока Мерсе беседовала с женщинами или, в их отсутствие, скромно сидела в сторонке, Уго знакомился с местными виноделами и заводил связи, которые в один прекрасный день могли пригодиться ему самому.

В окрестностях Сарагосы Уго видел несколько виноградников, но в целом город не мог похвастаться ни количеством, ни качеством своей ягоды. Говорили, что хорошее вино делают в Барбастро (Уго сразу же вспомнил Марию, валенсийскую вдовушку), а еще в Кариньене, Тарасоне и Калатаюде, впрочем, бóльшая часть тамошней продукции уходила на продажу в Кастилию – в Сорию, Мединасели, Молину, – вытесняя даже вина из тех областей, например с берегов Дуэро, где вина были слабее и стоили дороже.

«И какой смысл отправляться еще и туда, на границу с Кастилией, еще дальше уходить от родной земли?» – недоумевал Уго. Последние новости, которые он раздобыл, были очень важны: главные сторонники Фердинанда в Арагоне вошли в сношения с представителями каталонских кортесов. Что тут еще остается разведывать?

– Мы возвращаемся домой, – объявил Уго.

Мерсе ответила не сразу. Рядом с отцом она была счастлива. А что ожидает ее в Барселоне? Графиня, дворец, лицемерие и зависть, обыденная жизнь… Мерсе раньше не могла представить, что ей придут в голову подобные мысли. Уго рисковал жизнью, защищая ее, – от этого девушка не стала любить его больше, однако тот, о ком матушка отзывалась как о разорившемся виноградаре, неудачнике, в глазах девушки превратился в настоящего мужчину, отважного и решительного, способного ради нее пойти на убийство. Мерсе гордилась своим отцом!

– Ну, мы могли бы немного отложить возвращение, – предложил Уго, видя разочарование на лице дочери.

Они отправились в путь на юг Арагона, в Кариньену. О здешних винах рассказывал еще Маир, а сам Уго пробовал их в Сарагосе. Путники держали курс на Теруэль и Валенсию, торопиться было некуда; они присоединялись к какому-нибудь каравану мулов, потом отставали, останавливались где хотели, не сильно беспокоясь о потере попутчиков.

– Не важно, дочка, пускай уходят, – успокоил ее Уго в первый раз, когда они смотрели в спины удаляющимся погонщикам.

– Но если мы останемся одни на дороге, на нас могут напасть грабители и насильники, – тревожилась Мерсе.

– В тот единственный раз, когда мы едва не стали их жертвами, мы как раз шли в большой компании, – напомнил отец.

И ничего плохого с ними не происходило. Если они не успевали попасть в поселок до темноты, то просили пристанища на каком-нибудь хуторе. Их мочило дождем и морозило холодом зимы, уже подходившей к концу. Если Уго замечал, что Мерсе начинает дрожать, он заставлял ее выпить пару глотков aqua vitae. Так же они поступали и по ночам, когда приходилось укрываться на сеновалах, не разжигая огня. Отец и дочь выпивали, а потом болтали обо всем; однажды Уго пришлось несладко, когда девушка вдруг попросила:

– Расскажите о моей матери.

– Она была такая же красавица, как и ты, – только и сумел ответить Уго, надолго закашлявшись, чтобы выиграть время.

Какими выдумками он тешил ее в детстве? Что ей открыла Рехина? Разумеется, Уго не собирался признаваться, что Мерсе не его дочь, особенно теперь, когда девушка ему улыбалась, ластилась и звонко целовала. Оставшись с ней наедине, в отсутствие Рехины, Уго, как никогда остро, чувствовал соединяющие их узы.

– Батюшка! Расскажите что-нибудь еще!

Антонина, Дольса, Арсенда, Эулалия. В распоряжении Уго были только эти четыре женщины, чтобы создать образ матери, который понравится Мерсе. Эулалию с ее претензиями на виноградники лучше было даже и не вспоминать. Память о собственной матери, Антонине, была окрашена горечью: бондарь, побои, иссохшее тело. Дольса принадлежала ему и только ему, Уго не хотел ее ни с кем делить. Так что оставалась только Арсенда. Когда-то Уго специально приходил в церковь Святой Марии допытываться, куда она могла деться, и отец Пау (да упокоит Господь его душу) перед ним оправдывался: «Мне самому так сказали, сказали, что она в этом монастыре, Святой Исабель». Тем дело и кончилось. Итак, Арсенда. Да, его сестра будет хорошим примером.