Наследники земли

Уго въехал в Барселону утром, через ворота Сант-Антони, которые выходили на Госпитальную улицу. Городская суета усиливалась по мере того, как он приближался к госпиталю Санта-Крус, минуя сады и поля Раваля. Он проехал мимо дома Барчи, стараясь на него не смотреть, но в итоге не выдержал. Ставни и двери были закрыты, – кажется, дом пустовал. Церковь, конечно, его конфискует, даже если недвижимость служит залогом за освобождение нескольких рабов: если они выполняли обязательства, платили за освобождение и не убегали, то дом оставался без обременений. Грусть Уго продлилась недолго – ровно до той поры, пока ее не сменили воспоминания о мучениях мавританки и жгучая боль из-за ее несправедливой казни. Винодел попытался отвлечься и перевел взгляд на госпиталь Санта-Крус. Восточный неф и монастырь были окончены, но в северном нефе еще велись работы. Как и обещали король Мартин, епископ и городские советники в день закладки первого камня, здание действительно выглядело монументальным и величественным; его высокие нефы, подпираемые арками в форме разрезанных пополам сосудов, торжественно возвышались над остальными постройками Раваля. Верфи, госпиталь Санта-Крус, церковь Святой Марии у Моря, дворец на улице Маркет, замок короля Мартина в Бельесгуарде… Уго измерял ход своей жизни великолепными зданиями Барселоны.

Суматоха Госпитальной улицы с ее толпой и выкриками глашатаев на Рамбле сменилась смутным оглушительным гулом. Солнце яркими лучами освещало широкую, неправильной формы, немощеную площадь перед воротами Бокерия. Там стояло больше дюжины переносных прилавков, с которых продавалось мясо, запрещенное к продаже внутри Барселоны: козлятина, молочные поросята, баранина… К гвалту толпы и лаю собак, дерущихся за полоску кожи, прибавлялись жалобные вопли животных, предчувствующих скорую казнь. Мясо животных, найденных мертвыми или забитых за пределами города, продавалось у ворот Трентаклаус, ближе к морю.

Однако Уго ощущал не только запах крови. Им овладел страх. Там, над мясниками, продавцами, скотом, людьми и собаками, возвышалась одна из главнейших виселиц Барселоны. Уго остерегался глядеть в ту сторону, боясь наткнуться на ногу или руку Барчи, – ее голова еще наверняка торчала на Новой площади около дворца епископа. Остальные части тела четвертованной Барчи были распределены по городу. Уго поднял глаза и выдохнул – это была не мавританка. Его не было чуть больше двух недель, а в Барселоне уже казнили нового преступника – его тело, гнилое и распухшее, теперь висело на солнцепеке. Детишки кидали в труп камнями, целясь в разные места. Если кто-то из них попадал в намеченную цель, остальные взрывались радостным визгом, если промахивался – неудачника освистывали с тем же воодушевлением.

– В голову!

Аплодисменты после удачной попытки.

– А теперь – по яйцам!

Свист.

– Дайте я! – вызвался какой-то сорванец.

– Куда!

– По яйцам!

Под радостный детский визг Уго и прошел в ворота Бокерия. Солдат перед этой новой стеной Раваля не было. Уго отправился по улице Бокерия в сторону таверны. Он хотел взять мула и деньги, быть может, выпить глоток вина, передохнуть, если представится случай, и вновь отправиться в Гарраф. Катерина поймет… должна понять! Уго не хотел с ней спорить или ее разочаровывать – от одной мысли об этом в его сердце разливалась звенящая пустота. Он любил Катерину. До нее ему не везло с женщинами. С Антониной, его матерью, с Барчей, Мерсе – чего уж и говорить о Дольсе, Эулалии, Арсенде и Рехине. Впрочем, быть может, это женщинам с ним не везло, подумал Уго. Смерти Барчи и Дольсы до сих пор снились ему в кошмарах. Одна обрекла себя на казнь, чтобы спасти его дочь, другая осталась верна своему Богу и умерла, признав, что была счастлива в их невозможной любви. Уго не смог спасти мать от нищеты и страданий, на которые ее обрек бондарь. Мерсе, его дочку, похитили. Об Эулалии он больше не слыхал – кто-то хотел ему однажды о ней рассказать, но Уго не стал слушать.

Арсенда превратилась в непреклонную, почти безумную монахиню, одержимую Сатаной, падшим ангелом, повелителем ада. Никто не сомневался в его существовании, повторял Уго. Священники говорили о нем в церкви, пугали им верующих и призывали его остерегаться. Ходило много историй о ведьмах и девушках, изнасилованных дьяволом. Говорили о существах, принесенных ему в жертву, о заклинаниях и проклятиях. Обо всем этом говорили церковники. Существование Люцифера было доказано в Писании.

Но Мерсе – не его порождение. Уго был в этом убежден.

С такими мыслями он вошел в таверну. С улицы все выглядело безмятежно. Внутри было несколько гостей, они тихо выпивали. Уго немного помедлил, заканчивая перебирать своих несчастных женщин. Наконец, Рехина. «Подлая змея!» – пробормотал Уго себе под нос. Педро поспешил к нему сразу же, как только его заприметил. Уго искал взглядом Катерину, но не мог найти.

– Все в порядке? – спросил он мальчика.

Педро кивнул, следуя за взглядом Уго, который осматривал бочки, мебель и прочую утварь.

– А Катерина? – спросил Уго. – Как у нее дела?