Наследники земли

– Сколько ей лет? – спросил преподобный. – Чуть больше двадцати, ведь так? – Прежде чем Уго нашелся что ответить, священник решил: – Пусть будет сорок. Работа? – Уго пожал плечами. «Неизвестно, – записал отец Бартоломе. – Вещей, которые полагалось бы вернуть ей лично или ее наследникам, также не обнаружено». А затем добавил: «Набожный и богобоязненный горожанин привез ее в госпиталь после того, как нашел без сознания на пустыре…» – Куда мы ее положим? – спросил он вслух. – По дороге в Бадалону, на другом конце города, – уточнил он мгновение спустя. «Уже приходит в сознание, на теле обнаружены многочисленные травмы в результате избиения и изнасилования какими-то мерзкими и бессердечными проходимцами, о чем она сама заявила нижеподписавшемуся». И подпись: «Бартоломе де Виладемань». Затем он сказал: – Моя подпись нужна на случай, если кто-то придет разнюхивать о поступивших в больницу женщинах, – тогда почти наверняка меня позовут.

Отец Бартоломе вписал дату и закрыл книгу.

– Я могу ее увидеть? – спросил Уго.

– Нет, – отрезал священник жестче, нежели ему бы хотелось. Он тотчас опомнился и смягчил усталые черты, напрягавшиеся при виде человеческих страданий, но неизменно смягчавшиеся, когда больным требовалось утешение. – Сейчас ее будут купать, – пояснил священник. – Это первое, что делают с только что поступившими больными. Смотреть на это не полагается, как и не допускается мужчинам посещать женские палаты.

Уго кивнул:

– Тогда я не смогу увидеть ее, пока…

– Пока ей не станет лучше и она не начнет самостоятельно ходить по госпиталю. Впрочем, не знаю, безопасно ли вам видеться. Ну, может быть, время от времени… Я дам тебе знать. Помни, что предполагаемая семья Марии не знает, где она, хотя подразумевается, что я должен послать весточку ее родным. Да это и логично – нам всегда приходится искать родственников больных. – Священник заколебался. – Словом, я обо всем позабочусь, – заверил он. – А впрочем, – добавил он, направляясь к двери кабинета, где они беседовали, – посиди немного здесь, я справлюсь о состоянии твоей дочери.

Когда отец Бартоломе вернулся, лицо его было мрачнее тучи. Он был так обеспокоен, что Уго стал готовиться к худшему.

– Она будет спасена, – хриплым голосом сказал священник. – Господь мне должен слишком много милостей, чтобы отказать в этой!

Увидев в дверях Уго, Катерина остолбенела.

– Ты ее нашел? – спросила она дрожащим голосом.

– Да.

– С ней все хорошо?

– Ее вылечат.

Катерина радостно вскрикнула и бросилась ему в объятия. Из глаз ее хлынули слезы. Катерина не могла вымолвить ни слова – лишь рыдала и всхлипывала. Она покрывала Уго поцелуями, даже не давая переступить порог. Стоявший на улице Педро озадаченно смотрел на них, не зная, что делать с телегой.

– Отвезти ее на задний двор? – спросил мальчик.

Уго не ответил – он страстно целовал Катерину. Быть может, впервые с момента исчезновения Мерсе он почувствовал желание. Он не спал целые сутки, тащил за собой мула, брел по непроходимым дебрям, страдал, представляя себе состояние дочери, каждую минуту вслушивался, не раздается ли топот копыт, не догоняют ли их люди из Сабанеля. Но стоило коснуться тела Катерины, расцеловать ее, увидеть ее слезы, как желание проснулось. Они не ответили Педро и поспешили наверх. Говорили, пока раздевались, – и только о самом главном.

– Она в госпитале? – беспокоилась Катерина.

– Отец Бартоломе говорит, что она вылечится, что Господь ему задолжал…

– Можно ли взыскивать долги с… – Катерина, стоявшая к Уго спиной, не окончила фразу, ощутив между ягодицами возбужденный член. Она вздохнула от наслаждения. – С Бога.

Она успела окончить фразу, прежде чем у нее перехватило дыхание: это Уго сжал ее грудь.

– Священникам можно, – прошептал Уго, покрывая поцелуями ее шею…

– Ну ладно, – согласилась Катерина, – я буду к ней приходить.

– Нельзя. Она записана не как Мерсе, а как Мария, Мария Гранс.

Уго прихватил Катерину за лобок.

– Не беспокойся… – начала Катерина, но осеклась, почувствовав, как Уго ласкает пальцами ее влагалище. По телу русской пробежала блаженная дрожь. Она глубоко вздохнула и продолжила: – А я тогда не буду Катериной, русской вольноотпущенницей. Как ты говоришь, Гранс? Вот так и назовусь.

– Надо немного подождать, – перебил ее Уго. – Твои волосы, твоя кожа, твоя красота… – Уго прижался к ней, чтобы она сильнее ощутила его страсть, и Катерина застонала. – Твоя внешность тебя выдаст. Отец Бартоломе позаботится о Мерсе, а потом… а потом поглядим.