Они стояли так еще какое-то время: Уго был позади и гладил ее грудь, живот, лобок, ощущая томительную влажность ее влагалища. Наконец Катерина не выдержала и потянула его к кровати – она встала на четвереньки, опустила голову на тюфяк и призывно подняла зад, приглашая Уго. Он огладил ее спину и бедра, а затем резко вошел. Громкие стоны и вздохи были слышны даже внизу. Уго кончил – и Катерина вздрогнула, почувствовав, как семя растекается по чреву. Она высвободилась, развернулась и принялась целовать его в губы. Уго прерывисто дышал; он ответил на ее поцелуй и закрыл глаза. Открыл он их лишь на рассвете.
Педро приготовил сытный завтрак: сыр, лук, солонина, белый хлеб и вино.
– Из старой бочки, – с гордостью заметил Педро. – Совсем не скисло!
Уго сделал глоток: вино было крепким, полнотелым, от него веяло древесиной и виноградом, что напомнило ему о работе в поле, о переливании в погребе…
– Превосходно! – воскликнул Уго и сделал еще глоток. – Ты делаешь большие успехи! – подбодрил он ученика, откинувшись на стуле. Он взял еще кусок сыра. Таверна была пуста, а ему очень хотелось есть. – А где Катерина?
– Ушла рано утром.
– Куда?
– Молиться, – ответил Педро.
Катерина вернулась из церкви Пресвятой Троицы еще до того, как Уго кончил завтракать. Он ел и пил медленно, наслаждаясь каждым глотком вина, и с большим интересом наблюдал за людьми, которые приходили купить огненной воды. За вином почти не обращались.
– Пока тебя не было, дела шли хорошо, – сказала Катерина, садясь напротив. – Только вот нужно больше вина, чтобы делать огненную воду. Педро не хочет использовать старое вино, он хранит эти бочки как зеницу ока.
– Я заметил, – сказал винодел, поднимая плошку. – Что ж, куплю что-нибудь дешевенькое, – добавил он. – До января-февраля продержимся? – (Катерина нахмурилась.) – Найду что-нибудь для перегонки, пока нынешний урожай не поступит в продажу.
– В твое отсутствие произошло еще кое-что.
Уго напрягся:
– Плохие новости?
– Нет. Рехина умерла. Ее тело нашли в келье.
Уго промолчал. Сколько вреда причинила им эта женщина! Он вспомнил, как Дольса его предупреждала насчет Рехины, – а ведь тогда они были еще детьми. Даже известие о смерти еврейки не ослабило его ненависти – ведь это Рехина обрекла Мерсе на страдания. Только Рехина была виновна в том, что произошло, – и Уго хотел, чтобы она вечно горела в аду.
– Как там Мерсе? – спросила Катерина, возвратив его к действительности.
Уго помедлил с ответом.
– Пока нам не стоит показываться в госпитале, – сказал он наконец. – Отец Бартоломе пришлет нам весточку.
В то же утро они получили сообщение от священника: ночь прошла хорошо, Мерсе полегчало.
– Раны заживут? – спросил Уго посыльную.
– На теле – несомненно. Но те, что в душе… – Женщина поджала губы и покачала головой.
– Позаботься о ней, – умоляюще сказал Уго и дал посыльной немного денег. – Моя дочь…
– Лечение в госпитале бесплатное, а я не беру денег за свою работу, ибо делаю ее не корысти ради, а из христианского милосердия, – произнесла женщина, отказавшись от денег.
– Я не хочу тебя обидеть, но, прошу, возьми, – настаивал Уго. – Думаю, эти деньги пригодятся тем, кто в них нуждается. Или я не прав?
Женщина немного подумала и утвердительно кивнула:
– И все же я не хочу, чтобы ты думал, будто я беру деньги как плату за лечение твоей дочери.
– Как мы можем такое подумать, зная о вашей преданности делу госпиталя. А вот от этого подарка для него лично, от доброго вина, отец Бартоломе наверняка не откажется. – Уго протянул собеседнице бурдюк со старым вином. – Скажи ему, пусть выпьет за мое здоровье и за здоровье Мерсе.
– Вино – это Божий дар, – сказала посыльная.
– В таком случае это дар от нас двоих, – добавил Уго.
– Уверена, отец Бартоломе отдаст ему должное.
Она вернулась через два дня – с пустым бурдюком и новостями о Мерсе. Дела шли не очень хорошо. Мерсе не хочет говорить, даже на исповеди. Зато много пьет и ест – и врачи видят в этом добрый знак. Температура в норме, в моче и кале крови нет. «Молитесь и будьте покойны», – рискнула утешить их женщина и, приняв деньги вместе с новым бурдюком, покинула таверну.
Они молились не в церкви Пресвятой Троицы, как хотелось Катерине, – Уго все еще отказывался ходить в храм, построенный новообращенными, – а в Святой Марии и делали это ежедневно. И все-таки о покое им приходилось только мечтать. Барон де Сабанель и другие участники драмы не примирятся с бегством Мерсе и убийством одного из солдат, если только Уго заколол его насмерть.
Худшие опасения подтвердились, когда неделю спустя в таверну пришел один из альгвасилов викария в сопровождении нескольких солдат.
– Уго Льор! – крикнул чиновник.
Завсегдатаи таверны быстро расплатились и убежали, оставшиеся навострили уши.
Уго подошел к чиновнику:
– Это я.
За спинами солдат он увидел Герао. Пока они с Уго переглядывались, альгвасил искал, куда бы ему сесть. Наконец он устало взмахнул рукой в сторону оставшихся посетителей.
– Выставите их, – приказал он своим людям.