Наследница в алых шелках

Вид ее полуодетого тела напрочь прогнал все мысли о Форестье, документах и даже о предприятии. Он лишился рассудка, когда она нагнулась, чтобы снять чулок, спина ее выгнулась, а округлый зад задрался. Он едва ли не набросился на нее и швырнул на подлокотник кушетки. Однако он не пожалел, что отложил собственную нужду. Наслаждение, которого она достигла в итоге, лишь усилило его удовольствие.

Он никогда не забудет, с какой чувственностью она наблюдала за ним, ожидая и сгорая от нетерпения. Такая красивая. Такая желанная.

Она завела за ухо длинный мокрый локон.

– Камеристку удар хватит, когда она увидит, какой ты беспорядок развел, моя мне голову. Надо было оставить это мне самой.

– Я ваш покорный слуга, повелительница. – Он поднял ее ногу и намылил во всю длину. Стройная ножка. Даже ступни у нее хорошенькие. Просто удивительно было, что она до сих пор не замужем. Это, конечно же, от надуманной верности тому негодяю. Кевину, пожалуй, следовало бы послать ее соблазнителю благодарственный подарок.

Вот только он куда-то пропал, и она перестала быть недоступной.

– Думаю, тебе встречалось много мужчин вроде Форестье, – сказал Кевин, – которые тебя добивались.

Она пожала плечами.

– Если это и так, то большинство их я не заметила. Только самых наглых.

– Тебя никогда не мучило искушение отказаться от своего возлюбленного и…

– По-моему, ты не понимаешь, как живут люди моего круга. Я работала. Целыми днями. Даже если мужчина и был столь настырен, что я замечала его интерес, у меня едва ли было время поддаться искушению.

Иногда он говорил совершеннейшие глупости. Она ведь не была какой-то светской львицей, собиравшей комплименты на прогулке в парке. По крайней мере прежде. Но сейчас могла бы ею стать, если бы захотела.

Эта мысль не очень-то пришлась ему по душе. Розамунда была не просто богатой наследницей, а еще и красавицей. Он не мог приглядывать за нею каждый день с утра до вечера. В последние недели она избегала ухаживаний, потому что обустраивалась в доме и в магазине, а еще планировала воссоединиться с тем негодяем. Но ситуация очень скоро изменится.

Он зашел ей за спину и начал мыть грудь.

– Когда вернемся в Лондон, хотелось бы это продолжить.

Она обернулась к нему.

– Ты ведь не о том, чтобы купать меня в ванне, нет?

– И об этом тоже.

Она снова отвернулась и откинулась на бортик ванны. Намыливая ей грудь, он увидел, что она поджала губы.

– Я тут вижу трудности, а ты нет? – спросила Розамунда.

– Никаких. Конечно, потребуется осторожность.

– У меня нет опыта такой осторожности. А у тебя?

– Всему можно научиться.

Она рассмеялась.

– Сказано в духе мистера Кевина Реднора. Однако сомневаюсь, что на этот счет существуют книги.

– Я спрошу совета. Николас и Чейз должны знать, где черта, которую нельзя переступать.

Розамунда задумалась. Он решил, что подобные раздумья не пойдут ему на пользу. Подобные романы редко кончаются хорошо для женщин, и у нее было достаточно ума, чтобы это понимать.

Он начал смывать мыло, покрывая поцелуями ее шею.

– Послушай, – проговорила она. – Я не вижу себя в такой роли. Чьей-то любовницы.

– Богатые дамы не бывают любовницами. Они не содержанки. Скорее, они возлюбленные. Или жены. – Он нагнулся, чтобы крепче ее поцеловать. – Я уже делал тебе предложение. Ты отказалась, но мне кажется, что главной причиной был твой прежний возлюбленный. Возможно, нам стоит пересмотреть эту идею.

Она не сказала «нет» сразу же, но, быть может, лишь потому, что ее рот был занят его губами. И все же быстрого отказа не последовало.

– Мне нужно будет об этом подумать, – сказала она. – И начистоту обсудить с тобой, что это значит для нас обоих и для предприятия.

Он поднялся и взял большое полотенце.

– Думай сколько пожелаешь. А теперь вставай.

Она встала, словно Венера из пены морской, гладкая, нежная и куда более красивая, чем сама думала. Он завернул ее в полотенце, потом подхватил на руки и понес в спальню.

Розамунда чуть приоткрыла глаза и оглядела свое тело. Она держала согнутые ноги за колени, как он и велел. Это выставляло ее в совершенно бесстыдном свете.

Кевин нависал над нею на напряженных вытянутых руках так, что между ними оставался промежуток. Из этого положения ей было видно его длинный напряженный член прямо над собой и его голову, склоненную, чтобы он мог наблюдать. И она тоже могла.

Он начал входить в нее, затем остановился. Она задрожала под ним от сладкой боли. От желания. У него это отлично получалось – вызывать у нее желание. Она отбрасывала гордость, когда он доводил ее до такой жажды.

Держа вот так колени, Розамунда даже не могла ответить на его ласки, а могла лишь смотреть, как ее покрывает его напряженное тело. Странно, что мужчина, проводящий так много времени за бумагами, обладал таким телом. Похоже, он подвергал его столь же безжалостным тренировкам, как и свой ум.

Он вошел чуть дальше, затем снова остановился. Закрыл глаза. Она подумала, что, какие бы чувства они оба ни испытывали, его ощущения были острее, чем у нее. Не потому, что он мужчина, а она женщина. А потому, что он мужчина, постигший искусство сосредоточенности.